Василиса немного не как все. Как бы это сказать, как вроде не от мира сего, что ли? Будто вовсе нет в ней зла. Добро во всём видит. Потому и улыбается в ответ. Дочка очень даже умная и смышлёная. Только когда мы недовольны – мы злимся. А если ей что не нравится, она грустная и не улыбается. Плачет иногда, молча. А я как слёзы увижу, так сердце готов отдать, только бы осушить их да улыбку вернуть. Вот такой рассказ получился.

В сердце Тихона взбушевалась волна нежности к Василисе. Казалось, он готов стать ей защитой от целого мира.

– Отдайте мне Василису в жёны! Я буду ей и ушами, и языком, и воздухом! Клянусь, если надо, жизь отдам за её, не мешкая! Слов нет, как люблю!

Фёдор Кузьмич строго посмотрел на Тихона.

– А ежели наскучит и поговорить захочется? А ежели обидишь в сердцах? Она ведь дитя Божье. Нельзя её обижать. Понимаешь? Сурьёзный это шаг! Дюже сурьёзный.

Но верю я тебе, Тихон! Вижу, любишь дочку мою. Вижу!

А мать с отцом как примут? Шутка ли?

Чего это ты свататься идёшь, а родичи ни сном, ни духом.

– Да знают они всё. Говорили, что «не по Сеньке шапка». Мол, забудь и не думай! Мол, сосватана она. Все знают!

– Ну дела! Все знают, а мы не знаем.

Фёдор Кузьмич смачно усмехнулся в усы.

Прошло десять лет с громкой деревенской свадьбы Тихона и Василисы. Язык, на котором они общаются, многим не понятен. И язык тот – язык любви! Любовь Тихона таких дел натворила… Василиса расцвела и стала ещё краше в замужестве. Все трое ребятишек и слышат, и говорят. Ведь болезнь настигла их матушку уже после рождения. Она не была наследственной. Не было в округе человека, кто бы не заметил необыкновенную сияющую красоту женщины.

А Тихон говорил так: «Василисушка моя – чистый ангел. Душа у неё ангельская. А глаза её – зеркало души. Вот и судите… Какая душа – такое и лицо! Красота души в лице отражается. Вот он секрет.»

– Жуля, а ну, брысь, со стола! Да что это такое?! Филипп, ты видел, что творится? Только посмотри на них!

Кот Жулик сбрасывал со стола тонко порезанные кружочки докторской колбасы своему верному другу – Ромео. Это был кудрявый королевский пудель абрикосового окраса. Обаяшка и веселун с глазками – пуговками. Эмоции на мордашке Ромео – отдельный вид искусства, наблюдать за которым можно было часами.

Они с Жуликом славно ладили между собой, особенно, когда предоставлялась возможность улизнуть из – под внимания хозяйки Жулик спрыгнул со стола и скрылся в дальней комнате. Ромео ушёл за кухонный диван.

Филипп настолько любил своих подопечных, что вместо того, чтобы включиться в воспитательный процесс, просто улыбался. Катерину это злило и где – то обижало. Получается, она вынуждена их ругать за проделки, а Филипп всегда оставался добреньким и хорошим для них. Впрочем, такое отношение распространялось и на их сына с Катей – пятилетнего Лёву. Всё, что касалось ребёнка, тут Филипп был безотказен совершенно и отцовская любовь не имела границ.

– Ты избалуешь его. Это никуда не годится. Так нельзя. Должна быть мужская рука и слово. У нас же не девочка растёт всё – таки. Это же будущий мужчина!

– Именно – будущий. А пока он имеет полное право на детство. Что не так, жизнь поправит. В чём – в чём, а в этом сомневаться не стоит!

Филиппа с двух лет воспитывала мама. Отец оставил их, выбрав другую женщину. Будучи взрослым и став родителем, Филипп задавал отцу вопросы. Как он сумел оставить его и маму? Обида детства сидела где – то очень глубоко. И с появлением собственного ребёнка как – будто даже обострилась. Было бы справедливо заметить, что отец не отказался от сына и на протяжении всей жизни принимал участие в воспитании. Бывал у них в каждый День рождения, принося Филиппу подарки. Брал его на несколько часов по выходным, чтобы вместе провести время. Словом, считать себя безотцовщиной не было повода. Но, тем не менее, сам факт того, что отец предпочёл им других людей, вызывал чувство ревности. Он по сей день жил с той семьёй, где у него появились две дочери, которых отец – Георгий Павлович любил до бесконечности. К сёстрам по отцу Филипп не испытывал родственных чувств. Девочки были похожи на свою маму, которую он, будем откровенны, не долюбливал. Однажды в беседе по душам с повзрослевшим сыном, отец сказал: «Филипп, ты уже достаточно взрослый, чтобы понять меня. Я полюбил другую женщину. Полюбил так, как никого и никогда. Я жизни без неё не представлял. Прости меня, что так вышло! Я старался жить так, чтобы ты не мог обвинить меня в предательстве, когда вырастешь. Она родила мне дочерей. А ребёнок от любимой женщины – это особенное чувство.» Георгий Павлович был максимально искренним в тот момент. Диалог не складывался. Филиппу царапали слух некоторые признания и аргументы. То есть я рождён нелюбимой женщиной? А как же мама? Ведь она – лучшая из женщин! Сейчас Катерина не в счёт. Это – другое. Как можно было полюбить кого – то на стороне, если с тобой жила такая женщина, как мама? Добрая, красивая, покладистая, неконфликтная, от светлой улыбки которой становилось светлее вокруг… Эти мысли мешали Филиппу понять отца полностью. Его нынешняя жена – Ольга Леонидовна имела откровенно стервозный характер и весьма резкие острые черты лица. Редко улыбалась. И относилась к Филиппу «никак». А на отца то и дело прикрикивала и в её речи прослеживались нотки недовольства… Это было взаимно, наверняка – по умолчанию. Несимпатия женщины и Филиппа витала в воздухе. Хотя вслух никогда ничего плохого не произносилось. Филипп на каком – то подсознательном уровне старался дать своему Лёвке всё то, чего был лишён сам. Он отвозил его в детский сад и часто забирал. Рассказывал перед сном разные сказочные (и не только) истории про вымышленных героев. Лепил вместе с ним из пластилина волшебный город и солдатиков с танчиками. И много всего того, что бывает в полных семьях. Где отец постоянно присутствует в жизни своего ребёнка.