– Подкаблу-учник!..– резюмировал Никонов.

– Гвардеец! Занимайте своё боевое место стремительно, согласно нормативам! У нас с вами один люк на двоих! Не сушите…– тут Шацкий выдал одно из определений лица товарища, в данный момент обрамлённого шлемофоном и изрядно закопчённого.– Лучше крутите им по сторонам, как я по тримплексам!

– Фил! Обратите внимание – интеллигентные люди! Знакомьтесь! Весь вечер на манеже клоуны: Шах и Мат!..– Сарелли, показал рукой сначала на одного, потом на другого.– Ефрейтор Никонов! Запускайте!

– Есть, товарищ генерал!

– Раскомандовался! Я тут что, для мебели? – Шацкий попытался восстановить свой командирский статус-кво.– По-оехали!..

Крутой разворот через одну гусеницу. На земле чёрный полукруг. Газу! Синий дым из выхлопных! Четыре молодые задницы устремились на поиски новых незабываемых приключений…

Зашли в один дом, в другой. Везде нормальные люди – не ведутся. Наши откровенно уже намекают, мол, для служивых хотят «горючего» привезти – устали. В деревне люди бывалые, учения рядом ежегодно – понимают. Но тоже в ответ намекают, мол, негласный запрет на время учений.

Вплоть до тюрьмы, если что. Потом, сжалившись, шепчут:

– Есть тут один, Семёнычем кличут. Тракторист бывший. Вон его дом. Тот втихую продаёт. Токмо он дюжа прижимистый – куркуль…

Едут по указанному адресу. Траками звякают, моторами ревут. Подъезжают. Стучат. Ведут серьёзные речи:

– Семёныч! Ты, говорят, бывший танкист!

– Не-е, бульдозерист.

– Ну, всё равно родная кровь – мазута, так сказать – болтогрыз! В понимании, значит. Купи танк, всё равно он списан, днями пойдёт на металлолом. Мотор нормальный – только соляру подливай! Ты огород себе и людям будешь пахать – деньгу зашибать!

У мужика глаза забегали, загорелись, даже в зарождающихся сумерках видно.

– Сколько, хлопцы?

– Пятьсот рэ!

– Да ну, дорого. Этакие деньжищи! Где я возьму!

– А сколько есть? – наши поняли: клюнул!

– Ну, рублей сто, сто двадцать наскребу, не больше! – сам глаза прячет, явно врёт.

– Ладно, не пропадать же добру! Остальное магарычом!

Семёныч чуть не вприсядку:

– Я мигом, служивые! Вы пока в огород машину загоните! – отодвигает заборчик с колючей проволокой.

Через несколько минут выскакивает весь сияющий – вот два литра первача! На здоровье!..

Стемнело. Луна выкатилась. Собаки брешут, переговариваясь в ночи. Селяне спят – у них подъём с первыми петухами.

Пешие танкисты, крадучись, в огород к Семёнычу. Никонов тихонько к себе в люк на место механика-водителя за рычаги-фрикционы, остальные – на трансмиссию и за выступы руками. Мотор взревел. Башенный прожектор ночь разорвал в клочья. Лихой Т-62 в сорок тонн весом колючую проволоку под себя, как детские прыгалки под ноги. Через полчаса всё стихло. Танк на месте – в капонире, где и был. Хмельной экипаж в спячку, как сурки…

Утром общее построение. Ищут танкистов, обидевших честного труженика Семёныча. Командир полка выстроил всех своих бойцов.

– Давай, папаша, только укажи, накажем по полной, под гусеницы положим! Мы люди военные.

Папаша идёт вдоль строя и с каждой секундой сереет лицом. Все в чёрных шлемах, в чёрных робах, с чёрными, закопчёнными лицами – братья-близнецы!

– Да как тут угадаешь! Как в инкубаторе!..

– Ты, папаша, поаккуратней с выражениями – это бойцы нашей армии, защитники, так сказать, Отечества!..

Подходит зампотех полка, майор. Мужик тоже не промах, с юмором. Семёныча за рукав и в сторону. Хмурит брови, представляется начальником особого отдела – контрразведка, мол, дивизии! У Семёныча – полные штаны…

Строгим голосом начинает пытать бывшего тракториста: