Ник смеялся и говорил: «Не бойся, говори всё, что чувствуешь. Я унесу твои тайны с собой в могилу». И хотя он улыбался, мне становилось грустно. С каждым днём я всё больше привязывалась к нему.

У тюркских народов есть устойчивое выражение «жаным сол», которое используется по отношению к близкому, дорогому, родному человеку. В переводе оно означает «моя душа».

Так вот Ник стал для меня родственной душой, и расстаться с ним – всё равно что расстаться с частичкой своей души.

Всё, что было со мной, осталось в прошлом. Даже шрамы стали почти незаметны. Я снова стала гибкой и мягкой в движениях, и это было особенно заметно во время работы у балетного станка. Я могла часами оттачивать каждый элемент, стремясь к совершенству.

Ник больше не прятался за моей спиной. Он просто сидел на полу и рисовал, полностью погрузившись в свой мир.

Однажды я не застала его в комнате и, не спрашивая разрешения, взглянула в его альбом. К своему удивлению, я увидела там свои образы.

– Боже, как красиво! – воскликнула я, глядя на его рисунки. На одном из них я была изображена в самурайском костюме.

– Тебе не говорили, что брать чужие вещи без разрешения нехорошо? – спросил он.

– Прости, но я не смогла удержаться, – ответила я. – Я просто очарована тем, что увидела.

– Ну ты и лисица! Льстишь мне? Не стыдно? – спросил он, улыбнувшись. – Ты прекрасна, а когда танцуешь, ты становишься настолько восхитительной, что у меня мурашки по коже. Мне даже на дюйм не удаётся передать твою красоту, ты словно светишься изнутри, – с грустью ответил Ник. – Знаешь, Ирис, ты моя муза, но сейчас тебе лучше уйти, мне нужно работать. Пожалуйста, не отвлекай меня, – с напускной серьезностью сказал мне друг.

В такие моменты я понимала, что Нику нужно побыть одному, и не навязывала ему своё общество. Он был как кот, который гуляет сам по себе: приходит тогда, когда захочет. С самого начала мы решили, что не будем ограничивать друг друга и дадим столько свободы и личного пространства, сколько необходимо без лишних вопросов.

Прошла неделя, но Ника опять нигде не было видно. Его комната была заперта, а на мансарде было темно. Я обратилась к персоналу, надеясь получить хоть какую-то информацию, но и здесь меня встретила тишина.

Мое беспокойство росло с каждой минутой. Я отправилась на поиски друга, охваченная тревогой.

Я осмотрела все места, где мы обычно проводили время: зимний сад, внутренний дворик, но нигде не обнаружила его следов. Неизвестность окутывала меня, словно тёмный призрак, заставляя сердце сжиматься от страха и неопределённости.

Я долго гуляла по парку на окраине леса под мелким дождём, пытаясь найти убежище от мартовской промозглой слякоти. Наконец, устав от непогоды, я решила укрыться и немного отдохнуть в церкви, которая находилась на территории клиники. Хотя в моей семье религиозные обряды были чужды, и никто из нас не исповедовал веру и не знал молитв, я почувствовала нечто сверхъестественное, что привлекло меня в эту обитель.

Прикоснувшись к деревянным перилам, я вошла внутрь и села на последней скамейке. За толстыми стенами церкви продолжал лить дождь, но внутри царила атмосфера покоя и безмятежности, защищая меня от всех житейских невзгод. Я не умела молиться, но слова сами собой возникли в моей голове, когда я обратилась к Нему своим сердцем.

Мои мысли были о дорогих мне людях – маме, папе, дедушке моей ба и Нике. Слезы текли по моим щекам, напоминая о боли, которая наполняла мое сердце. Осознание того, что Ник скоро уйдёт из моей жизни, глубоко ранило меня.

С такой тяжестью на сердце я понимала: время расставляет всё по своим местам, как фигуры на шахматной доске судьбы. Я знала, что каждый прощальный миг будет словно зазеркалье, отражаясь в бесконечной тоске и бессмысленности расставания.