28.03.1959 г. От Володи уже давно нет письма. Почему он не пишет, не знаю. Жду. Он всё равно напишет.

05.04.1959 г. Кто бы знал, как мне хочется написать Володе письмо, но гордость не позволяет. Может быть, произошло что-то, что не даёт возможности ему писать письма. Он не только мне не пишет, он не пишет и Вадику. Я ломаю себе голову: что могло произойти? Может написать ему? Нет. Может, вызвать по телефону? Нет. Что же мне делать? Я помню его слова: «Я очень рад, что ты ко мне так относишься. На твои письма буду отвечать с удовольствием…»

30.05.1959 г. Сегодня, наконец-то, получила письмо от Володи. Рада безгранично! Пишет, что был в командировке и будет часто бывать. Это служба.

13.06.1959 г. Писать некогда, но я напишу. Сейчас Мэри услышала разговор ребят на верхнем этаже. Юрасик кому-то говорил: «Кушать хочется, а денег ни копейки!» Мы позвали Вовку Улецкого и предложили ему 25 рублей, (между прочим, Мэри ему уже давала 30 рублей). Он деньги брать не хотел. Мы настаивали, потому что знали, что они вдвоём с Юрасиком будут жить до стипендии на эти деньги, да ещё, может быть, и ребята по комнате к ним подключатся. Получилась перепалка. Его отказ, да ещё в дурацком тоне, нас обидел и унизил.

– Ну вот, так и знал – зайди в эту квартиру, так они или голову разобьют или деньги предложат.

Тогда я вспылила и, отомкнув замок, открыла дверь: мол, уходи. Он медлил. Я дрожала от гнева и готова была разреветься. У меня уже были полные глаза слёз, но я собрала силы и сказала ему с презрением: «Спасибо». Он вышел, и я демонстративно тут же защёлкнула замок. Поворачиваюсь, а Мэри тоже плачет. Хам. Идиот. Как могло это синеглазое существо так нахамить нам? Откуда у него взялось столько дерзости и наглости? Я не буду больше с ним разговаривать. Да и он понял, что наша дверь навсегда закрылась за его спиной. Как будет больше времени, напишу подробнее об этом синеглазом. А глаза у него почти васильковые.

17.06.1959 г. Кажется, сегодня есть немного времени и настроения, написать подробнее о синеглазом. Был он когда-то для меня незнакомым, скромным милым мальчишкой. Потом он стал дружить с Юрасиком и бывать в нашей комнате. Мы часто, прозанимавшись целый день, по вечерам на последний сеанс ходили в кино. Мы – это я, Мэри, Юрасик и Толясик. В тот вечер и он пошёл с нами и сел рядом со мной. Мы с ним разговаривали перед началом фильма. Толясик ещё тогда сказал Мэри: «Ты глянь, как они мило беседуют». Я ещё сама тогда подумала о том, что отдала ему предпочтение, ведь тогда я не разговаривала ни с одним мальчишкой, кроме Юрасика и Толясика. А на следующий день он попал в больницу – тогда всех косил грипп. После выздоровления, он стал заходить к нам в комнату. Мэри говорит, что, глядя со стороны, можно подумать, что мы влюблены друг в друга. Что касается меня, то я его люблю, как брата я забочусь, чтобы у него всё было нормально. Он, по-моему, меня тоже не любит. Ребята знают, что у меня есть парень, знают, что я с ним переписываюсь. Не знаю, почему, но Юра стал часто ссориться с Вовкой. Мэри говорит, что он злится на него за то, что тот знает, что у меня есть парень, но продолжает ходить в нашу комнату. Не знаю, что они себе вообразили, но мы просто уважаем друг друга. Если бы он даже поклялся мне, что любит, я бы не поверила – мы совсем разные. И, вообще, подобное не укладывается в моей голове. Готовились мы вместе к зачёту, вместе учили. Он держал меня за руки. Зачем я ему позволила? Я думаю, что брату это позволить можно.

За это время было несколько ссор: то я его обидела, то он меня. А сегодня он принёс некоторые билеты, которые я просила, и я его экзаменовала по математике. Я дала себе слово, что больше не позволю ему коснуться моих рук, но это трудно сделать, когда он сидит рядом. Сегодня мы с ним стояли на лестнице, когда он вышел от нас. Шёл Толясик и, как всегда: