– Ты чего нам подсунул, корешок? Меня таращит как индейца.

– Я предупреждал, – растерянно оправдывался Рокот.

Нижняя челюсть Некраса упала ему на грудь и не хотела возвращаться. Чика походил на истерика без спроса покинувшего приют для душевно нездоровых. Наложницы забились в углу из подушек и нервно хихикали. На Макса и Борю накатила волна неконтролируемого, но санкционированного смеха.

Максим держался за живот, и весь вибрировал, как испорченный миксер.

– Слышь, – еле выговаривал он, обращаясь к Борьку. – Этот кричит, что его зовут Рома.

– Кто?

– Ну, … Он.

– Рокот?

В ответ Макс заржал и указал пальцем в сторону нового товарища.

– Рома? Так он русский?!

Теперь хи-хи словили и остальные, даже сам Рома – русский брат с монголоидным лицом. Они, как наркосерфенгисты оседлали волну нездорового смеха и летели по ней на встречу неизвестного. Если лететь наверх, то на самое высокое небо. Если падать, то с самой высокой горы. И, наверное, это правильно, по крайней мере, по настоящему.

– Пойдем на воздух, порожнячка покурим, – предложил Чика, вытаскивая пачку «Бонда».

Предложение было принято без прений и поправок. Сигареты догоняли, словно скорый фирменный поезд. Впереди, по бокам и даже позади, там за шатром раскинулись степи с хаотично посаженными по ним бесформенными камнями. Некоторые из них в свою очередь оседлали беспредельные птицы-хищники. То ли орлы, то ли соколы, я в них не разбираюсь, только дефилируют они там, как наши голуби, а срут с особым цинизмом и в четыре раза больше. Могут на плечо за раз целую мышь высрать после органичной «дистиляции».

На воздухе было жарко, но все же не так душно, как в этой прокуренной палатке. Куда-то к скучному горизонту тянулось кривое, как турецкий ятаган, лезвие дороги. Оно рвало папирус степи на две абсолютно неровные половины. Небо было низким и весело сразу же над конусом шатра. А может оно просто давило на тех, кто вышел покурить. Свинцовый дым наполнял легкие, а в голове плавно, как засранцы птицы, кружили фиолетовые мысли с бархатным оттенком.

Макс увлеченно рассматривал просторы, и уже тогда у него зародилась цветная идея рекламных банеров. Это сейчас они по всему городу. Увлеченный своими идеями, он стал выкладывать их ровными рядами на поверхность слуха. С момента первой хапки Чуйской марихуаны, ты глубоко проникаешься тантризмом и понимаешь, что наука о нирване и просветлении непременно должна сопровождаться ароматом этой пряной травки.

Макс живо напоминал Шанти Деву. В позе буддийского мыслителя, он извергал коммерческие мысли, разумеется, не время в их жизненное продолжение.

Вы же понимаете, дабы создать все это и настроение в том числе, мне пришлось впасть в состояние персонажей. А что делать!

– Какие просторы и дороги здесь, в принципе, проходные.

– Вон три фуры.

– Как гусеницы.

– Нахлобучить предлагаешь?

– Да тут и без нас разбойников как говна.

– И что у них, карт-бланш?

– А ты как думал! Прикинь, пацаны, на этих просторах рекламные щиты ставить можно, – и Макс истомно зажмурился.

– Ага, ништяк ты сообразил, – подколол Борек. – Орлы все твои плакаты обделают, а рекламодатели тебе за эту пургу ноги выдернут. Какой идиот в этом влагалище свой бренд намажется раскручивать.

Все представили нелепо торчащие лозунги, призывающие потных аксакалов и беспардонных птиц вкладывать финансы в концерн МММ или приобретать биотуалеты по праздничным ценам в цеху по производству туалетных кабин, который расположен на территории завода по производству лифтов. А под рекламными банерами ползает безногий Макс. Ноги ему выдернули, как и пообещал Боря, и крутит динамо, вырабатывая электроэнергию для прожекторов, освещающих рекламный слоган.