Я села обратно за свою парту, невыносимо радуясь тому, что ответила этим тупоголовым мажорам как полагалось, спустив их на землю с их трона.

Кристина же молчала. Я даже решила, что выиграла в этой дурацкой битве, но об обратном говорил голос Честера, который встал со своего места:

– Ох, что же мы теперь сделаем с тобой за твои угрозы, киса… Придумаем что-нибудь поизящнее.

Я повернулась к нему и встретила длинную ухмылку до самых ушей, будто он был каким-нибудь злодеем из фильмов.

Мне нужно закончить эту школу и поступить в колледж, чтобы обучиться какой-нибудь профессии и начать зарабатывать собственные деньги, чтобы обеспечивать себя самостоятельно. Мне некогда выслушивать оскорбления в свой адрес, каждый день терпеть этих тупоголовых сынков и дочерей богатеньких папаш, и оттого мне нужно было поставить их на место. Как правило, такие задиры питаются чужими страданиями и чувствуют себя сильными только при условии, что их жертва молчит в тряпочку. А я не такая и не буду такой, какой бы платок на голове не носила.

– Кисой называть будешь свою подружку, – сказала я, не убирая свой взгляд с его глаз, которые стали чуть больше от моих слов. – Найдите себе другое развлечение вместо того, чтобы строить из себя чёрт знает кого.

Они не успели ответить: в класс почти разом ворвалась толпа подростков, громко о чём-то болтая. В прочем, когда я взглянула на настенные часы, я поняла, что урок начнётся через минут пять, и от того уставилась в одну точку, ожидая учителя и вместе с тем размышляя о том, как же мне влетит, если мама узнает о моих дерзких ответах одноклассникам.

* * *

Наступило время намаза.

На этот раз я почему-то чувствовала себя гораздо смелее и потому не стала пропускать и эту обязательную молитву, как сделала это вчера.

Я вышла во двор, огляделась, убедилась в том, что мне никто не помешает, постелила на газоне свой синий молитвенный коврик и начала:

– О Аллах, ради Твоего довольства делаю намерение на обеденный намаз в четыре рака’ата13.

Намаз является обязательным ритуалом молитвы для всех мусульман, и лично я обучилась ему в пятнадцать лет. Девочки обязаны начать совершать его сразу же после первой менструации, которая произошла у меня немного позже, чем у, к примеру, моей мамы. И именно после пятнадцати лет я впервые надела головной платок, который мои тогдашние знакомые встретили с неким неодобрением. Их родители были людьми, просто не снимавшими со своих мозгов телевизор с новостными каналами и не проводившими ни одно своё утро без прочтения местных газет. Они также были уверены в том, что каждый мусульманин – это потенциальный или уже действующий террорист, стремящийся воевать с людьми другого вероисповедания или с теми, у кого оно и вовсе отсутствует. Было весьма бессмысленно с моей стороны объяснять знакомым, находившимся под влиянием своих родителей, о том, что это совсем не так. Что в исламе запрещено насилие и тем более убийства людей.

Но кто меня послушал бы? Верно, никто.

Люди очень любят судить твою религию, расу или национальность, не важно, лишь по нескольким плохим примерам, стрижа всех под одну гребёнку. Они считают, что знают мою религию лучше, чем я – человек, росший с ней. И меня это раздражало до тех пор, пока я не привыкла. Не привыкла к тому, что многие косо смотрят на меня. Что некоторые убираются прочь из метро или автобусов при виде меня. Что меня тихо обсуждают в стороне. Что некоторые полицейские даже просят показать содержимое моего рюкзака или сумки без какой-либо на то причины.

Я привыкла к этому уже давно, и потому не вижу смысла переживать.