В тот день, вечером, в местном доме культуры собрался весь наш строительный «бомонд». Вдоль стен были расставлены столы (чтоб было место для танцев), на столах стояли закуски местного приготовления и черные бутылки арабского бренди. Мы, переводяги, сидели за своим столом, т.к. здесь «всяк сверчок знай свой шесток», потягивая пивко (а кое-кто и водочку) и перемывая косточки местному начальству и его прихлебателям. Начальство сидело «в обнимку» со своими арабскими коллегами, «итээры» тоже сами по себе расселись поближе к сцене, а вокруг со всех сторон – работяги с женами (у кого есть). На столах – то тут, то там – сверкнет меж темных снарядов арабского бренди прозрачным блеском бутылка «Столичной». Пока Вовик объяснял мне «who есть кто», я заметил одну «сексапильную» блондинку («крашеная, конечно»), с неприступным видом восседавшую в начальственном крыле. Меня особенно поразила неестественная беломраморность кожи её лица. Оказывается, это была первая красавица стройки, жена инженера А.

– А он, что же, из «тех»? – спрашиваю я.

– Да, говорят, дальний родственник Иосифа Виссарионовича. По линии жены, – сообщает Вовик.

– А жена у него ничего.

– Ничего-то ничего, да не про твою честь.

– А что, кусается?

– Ещё как. Видишь того плюгавенького с ней рядом?

– Ну.

– Это наш гэбист главный, за ней увивается.

– А муж?

– Муж – ничего, терпит, они, ведь здесь уже четвертый год сидят, и ещё столько же смогут.

– Четыре года в этой дыре! Чего ради?

– Жадность, Валя, жадность и комфорт. – (Почему ему нравится называть меня «Валей»? ). – А потом, они же каждый год домой в отпуск ездят. Или в Александрию.

«Да, вот кто здесь настоящие хозяева», подумал я. «Живут себе и не боятся, что их выпрут. А я здесь, всего лишь, холуй, шестерка.» Мне, вдруг, захотелось взглянуть на эту женщину поближе. Концерт самодеятельности закончился и на полную мощность врубили музыку, как бы давая понять, что подошло время танцев. Арабы в сопровождении начальства и старшего переводчика потихоньку потянулись к выходу. А что, если пригласить ее? Ведь, не откажет же? Я хлопнул для храбрости пару рюмок местного бренди и направился к их столу. Подхожу, приглашаю. За столом общее смятение, все вылупились на меня, как на инопланетянина, но молчат. Дама тоже молча встает, и мы идем в центр, и начинаем танец. Из динамиков несется мощное why, why, why Delilah! Тома Джонса. Я чувствую (или мне показалось), что она прижимается ко мне животом, а её нога то и дело оказывается между моими. Чтобы как-то привести себя в чувство, отпускаю ей комплимент по поводу белизны ее кожи.

– Вы всегда такой храбрый, – слышу я в ответ, – или только в подпитии?

Потом объясняет мне, что она днем вообще на улицу не выходит: сидит дома в маске из крема.

– Даже ставни не открываю, пока солнце не зайдет.

– А как же магазины, покупки и вообще, – выражаю я свое недоумение.

– Ну, на это есть слуги, – шепчет она мне на ухо, на что я отвечаю глупой понимающей улыбкой. Танец закончен, я веду ее к ее столу.

– А можно я вас ещё раз приглашу?

– Нет, лучше не надо. Для вас лучше, – добавляет она и чуть заметно пожимает руку, как бы давая понять, что пора и честь знать. Но я не слушаюсь, я уже в трансе, я не отпускаю ее и иду вместе с ней к столику.

– Если не согласитесь, – шепчу я ей, – я на колени встану. При всех.

Она останавливается, молча смотрит на меня, потом берет меня под руку, и мы возвращаемся в центр и через мгновение уже «кружимся в вихре вальса». Но, видимо, у меня это не очень хорошо получается, потому что в следующее мгновение я оказываюсь в компании Вовика, который, крепко сжав меня в объятиях, ведет к выходу.