Гости начали перешёптываться. На лицах появились плохо скрытые насмешливые взгляды и улыбки… То, что было задумано на благо дочери, завершалось таким вот пренеприятнейшим конфузом…

Предводитель городского дворянства Павел Илларионович с насмешкою сказал:

– Анна Кирилловна, право, не ожидал… Вам бы свахой где пристроиться, да, боюсь, при здравствующей жене почтенному отцу семейства какую-нибудь невесту ещё придумаете… – и они, не сговариваясь, подруку с супругой демонстративно направились к выходу.

За ними, как стая ос жужжа о случившемся, дом начали покидать и остальные гости…

…Фролу же никогда в жизни не доводилось бывать в подобных богатых домах. Его участь была бегать с сельскими мальчишками на речку ловить рыбу, играть простыми самодельными игрушками, затевать драки по какому-либо поводу или просто так, по настроению, а потом получать крепкие подзатыльники от матери с отцом за порванную одежонку. С малолетства помогал отцу-конюху. Рано взрослели тогда ребятишки, не до нежностей и церемоний было.

Если спросили бы Фрола, что запомнилось ему из детства, так и ответил бы, скорей всего, что речка, походы за ягодами, грибами, драки, подзатыльники, а то частенько и ремнём получал от отца. И работа, которая с возрастом только бесконечно прибавлялась и прибавлялась на его неокрепшие ещё плечи.

Помнил Фрол мать, которая почему-то всегда была с задумчивыми, грустными глазами, редко улыбалась. Как заводная постоянно была занята чем-то по хозяйству, никогда без дела не сидела. Она была не слишком строгая. Без особых оснований никого не ругала. Жалела своих детей, и, по возможности, хоть изредка, старалась хоть чем-то вкусным побаловать, покрывала некоторые их шалости перед мужем.

Помнил Фрол молчаливого отца, который не особо проявлял чувства к жене. Будто она была просто бесплатное приложение в его жизни, которая обязана приготовить еду, обстирать, обгладить, прибраться в доме, смотреть за детьми, а в случае появившегося у него желания – она обязана безотказно исполнить супружеский долг. Может. считал неприличным прилюдно показывать чувства к жене, а, может, и не любил, женился только потому, что так нужно, общепринято заводить семью.

Помнил Фрол старшего брата Захара, который частенько подставлял его шалостями, удачно избегая многих наказаний от родителей за свои проделки. С хитрецой парнишка был. Фрол всегда удивлялся его природной изворотливости. У маленького Фрола он иногда умудрялся в обмен на яркие фантики выманивать какие-то сладости. Разругались с ним много лет назал, когда воевали рядом в Первую мировую, так с тех пор и не общались, хоть и продолжали жить в одном селе.

А вот остальных близких и дальних родственников что с материнской, что с отцовской стороны, практически, не помнил. Жили они все хоть и неподалёку друг от друга, приезжали или приходили иногда погостить, а вот что-то действительно существенное и не вспомнить о них. Разве что несколько фотографий их осталось на память, с серьёзными лицами, напряжёнными взглядами в объектив.

Сфотографироваться было тогда большим событием. Готовились, наряжались в обновки, насколько позволяли деньги. Потом неспеша вставали или рассаживались по местам перед аппаратом. Фотограф обещал «вылет прички», и терпеливо объяснял, что моргать во время съёмки нельзя.

Было, правда, в жизни Фрола одно весьма интересное событие, которое запомнил, поскольку было для него очень необычным. Зимой, в начале 1897-го года Фрол со старшим братом Захаром участвовал в первой переписи населения в России. Тогда ещё она была Российской империей. Это было крайне необходимо и важно сделать властям после прошедшего голодомора и эпидемий в 1892-м году. Необходимость провести эту перепись диктовали, прежде всего, интересы экономики.