Он все еще стоял, несмотря на боль в правой ноге, словно готов был либо бежать, либо сражаться. В присутствии этой женщины вся его галантность куда-то испарялась.

Уинтер сел на канапе напротив леди Бекинхолл. Низкий столик с чайным сервизом был словно защитный барьер между ними. Он с трудом устоял перед желанием помассировать раненую ногу, которую начало неприятно дергать.

Она бросила на него вызывающий взгляд, но никак не прокомментировала его выбор места и вручила одну из чашек.

– Вы пьете без сахара и без сливок, полагаю.

Он кивнул и взял чашку. Чай оказался крепким, горячим и такого качества, которое ему не часто доводилось пробовать.

– Итак, – сказала леди Бекинхолл, размешивая сахар и сливки в своей чашке, – хотя я и ценю ваш комплимент относительно моего дома, большинство комплиментов, которые вам придется делать в бальном зале, будут более личного свойства. Что-нибудь о глазах леди, ее волосах или платье, к примеру, будет наиболее уместно.

Она отпила чаю, наблюдая за ним поверх чашки этими своими чертовски проницательными голубыми глазами.

И он, похоже, не в состоянии был сдержаться. Он оглядывал ее тело, словно сочинял подходящий комплимент. Дамам полагается сидеть совершенно прямо, даже он это знает, но леди Бекинхолл раскованно откинулась на подушки, спрятав ноги под диван. В таком положении грудь ее выдавалась вперед, хотя он и не думал, что это было сделано намеренно. Насыщенно-золотистая ткань ее платья с низким вырезом нежно льнула к бледному мягкому телу.

«Я готов убить за то, чтобы хоть одним глазком увидеть твою обнаженную грудь. Готов сам умереть за то, чтоб хоть на мгновение ощутить вкус твоего соска на своем языке».

Нет, это, пожалуй, не совсем то, чего она ждет.

Уинтер прочистил горло.

– Ваш голос, миледи, заставит позеленеть от зависти соловья.

Она удивленно заморгала.

– Еще никто никогда не делал мне комплименты по поводу моего голоса, мистер Мейкпис. Браво!

Неужели щеки ее слегка порозовели?

Она опустила ресницы.

– Еще несколько комплиментов, подобных этому, мистер Мейкпис, и я решу, что вы со мной флиртуете.

Он почувствовал, как брови его поползли вверх.

– Вы хотите, чтобы я флиртовал с вами?

Она пожала плечами.

– Большинство разговоров между леди и джентльменами на светских раутах, в сущности, и есть флирт.

– Значит, за ночь вы должны флиртовать с дюжиной джентльменов.

– Неужели я слышу упрек, мистер Мейкпис? – мягко спросила она.

– Ни в коей мере. – Он привел в порядок свои мысли. – Просто обращаю внимание, что в этом вы гораздо осведомленнее меня.

– Опытнее, вы хотели сказать?

Он просто смотрел на нее, ибо ответ был очевиден. Она опытнее – во флирте и, без сомнения, во всем остальном, что касается отношений между мужчинами и женщинами. Эта мысль всколыхнула в его душе неприятную волну какого-то незнакомого чувства.

Потребовалось мгновение, чтобы осознать – не без изумления, – что чувство, которое он испытывает, – ревность. Он всегда удерживал себя в жестких рамках. Благородные дамы – женщины вообще – были под строгим запретом в той жизни, которую он для себя выбрал. И все же…

И все же он отчасти – чего прежде никогда не замечал – стал тяготиться собственными же правилами.

– Но ведь флиртовали же вы когда-нибудь прежде, – сказала она своим низким бархатным голосом. Зовущим и соблазнительным. Таким очень женственным и манящим.

– Нет.

Ее изящные брови недоуменно изогнулись.

– Я знаю, вы человек занятой, но наверняка вам доводилось питать нежные чувства к какой-нибудь юной девушке. Какой-нибудь подружке ваших сестер, быть может? Или соседке?

Он медленно покачал головой.