– Ну дальше? – капризно вопросил граф.

Федот невозмутимо продолжил.

– Есть красный турмалин, что цветом на рубин похож, да пламени не хватает чуток, есть редкостные волосатики – это кварцы такие – иные имянуются Волосы Венеры, а другие – Стрелы Амура. Да и много еще чего… Кремень, к примеру, семицветный – редкая штуковина, но это уж не самоцветный камень, а так, забава батюшки вашего, наука минералогия. У него там и гагаты, и яшмы и ониксы – чего-чего нет, но это все для научной его страсти камушки собраны были….

– Почему же отец мне раньше ничего такого не говорил?

– Может, интересу у вас не было, – рассудительно заметил помор и сызнова огладил бороду.

Погожев внимательно посмотрел на Федота. Не старый еще, но какой-то неторопливый, основательный. И честный. Или кажется таким? Живет при таких богатствах и до сей поры не сбежал, прихватив половину, а то и все. А ведь он свободный, не в крепости. Да полно, все ли он рассказал, может утаил чего-нибудь? А сам готовится к побегу. Зачем спросил, берет ли граф с собой коллекцию?

Мысли эти тревогой отразились на лице Погожева.

Федот молчал и топтался, будто не решаясь сам продолжить разговор, а уж у него имелось, о чем поговорить. А, была – не была!

– Мы как тот-то раз были в Питере, – выговорил он наконец, – так ваше сиятельство приказали мне ходить к мастеру тамошнему, что по ювелирной части, к гоподину Функу. Так нельзя ли будет сызнова мне к нему ходить, чтобы ремеслу обучиться?

– А ты, стало быть, хочешь?

– По нраву мне дело. И не внове. Кость-то я резать могу сызмальства. И на ум мне порой диковинки разные приходят, а вот как сделать, не знаю. Мне уж он показывал, как каменье-то полировать, да как гранить еще не успел, а уж иное что я и сам додумался, да надо всеже ловкости набраться.

– Экий ты, – подивился граф, – а какие же диковинки?

– А иной раз ларчики, гребенки резные с каменьем, да с фигурками костяными. Да многое еще. Я в альбом заношу. Меня же, как Василий Федорович минералогии обучал, так и рисованию маленько научил.

– Смотри! Не знал. Ну ты мне свои диковинки после покажешь. А теперь собирайся. Будет тебе в Питере Функ. Дай только добраться.

Не прошло и недели, как граф Погожев был уже в столице. Актеры, декорации, машинерия – все тащилось обозами и дай Бог, чтоб доехало в целости, сколь бы не ехало. Следом за ним, загоняя лошадей, поспешали только Федот Проскурин с графской коллекцией, да ненаглядная Степанида, без которой ему последнее время совсем плохо спалось. Ворвавшись в фамильный особняк, точно вихрь, он слегка кивнул, выбежавшей ему навстречу Прасковье, словно не видел ее не полгода почти, а всего может час или два. Потом сменил дорожное платье на придворное и, не забыв захватить письмо, отправился к Безбородко, хотя и не очень верил в успех предприятия.

Однако звезды встали так, что статс-секретарь его принял и выслушал. Но – развел руками.

– Что ты хочешь, Алексей Васильевич, это видно рок тебя преследует. Не мне, обычному человеку с ним тягаться. Но мне все же кажется, что дело это в твоих руках. Ты приди сегодня вечером на куртаг. Я знаю, гм… некое расположение к тебе нашей государыни, так уж будь уверен, за дверь не выставят, а уж там…. Ты уж сам….

И Погожев пришел, но…. Никогда еще и нигде он не чувствовал себя столь чужим и ненужным. Изгоем. Но все эти придворные рожи, что с них взять? А вот ОНА. ОНА даже слова не сказала Погожеву и отвернулась к своему Циклопу.

При дворе играли в коробочку. Игра по меркам галантного века самая невинная, но последствия от нее всякие бывали. Состояла она вот в чем. По кругу пускали простую деревянную шкатулку – не большую, но и не слишком маленькую, такую, чтоб помещались в нее десятки мелких вещей. Каждый, кому попадала в руки такая шкатулочка, должен был положить в нее какой-нибудь незатейливый предмет, но лишь такой, который был бы узнаваем. Словом, если это была, к примеру, булавка, то с какой-нибудь особенной головкой, если платок, то с узором, если шелковый цветок, то именно тот самый, который был в прическе одним памятным вечером… Ну, и так далее. Некоторые правда клали в коробочку и предметы подороже: непарные серьги (одна из них потерялась тогда, ты помнишь…), медальоны или даже колечки. Коробочка, кочуя от кавалера к кавалеру и от дамы к даме, вбирала в себя, таким образом, множество вещей. Но любой из участников игры мог также и забрать вещицу своего любимого или своей любимой, если ее узнал. А взяв, тем же вечером или при ближайшем подвернувшемся случае, продемонстрировать ее, прицепив на свою одежду или вынув из потайного кармана, беседуя на бале или на прогулке. Так влюбленный и не слишком смелый кавалер, а также и дама, могли открыть свое чувство предмету. За то коробочку и прозвали ящичком Амура.