ВИКТОР. Эдька, гад! Дай пароль! Врёшь, что сайт закрыли…


Продолжительная пауза.


АЛЯ (в ужасе). И брата родного на иглу посадил… Я-то гадала, почему он забил на всё: на работе – лишь бы отбыть, дома – лишь бы в кабинете запереться…

ЭДИК. А теперь, уважаемый прокурор, вы путаете причину со следствием. Не я его посадил, а он попросил решить проблему. Но в чем она, я и не знаю. Как вам такая версия: приходит пациент и жалуется, что после пятидесяти стал жутко бояться смерти. А в загробную жизнь не верит. Верит в науку. Но разобраться, где учёных заносит, а где реальные задачи ставятся – образование не позволяет. Верит в прожекты бессмертия и – сомневается. А страх-то растёт с годами!

АЛЯ. Наплёл с три короба! (Алексею.) Про статистику – наврал! Следствие опросило бывших пользователей. По всей России! Есть даже случаи самоубийства! (Эдику.) Если бы Виктор покончил с собой! Ты подумал об этом?!

ЭДИК. Глубокоуважаемая клуша! Ещё раз повторяю: за тех, кто бросил сайт – я, по закону, не отвечаю. А Виктора я контролировал. (Алексею.) Ничего противозаконного мы не делали. Налоги платили, авторские отчисляли. Шьют политическое дело – антисоциальную деятельность. Я к этому никакого отношения не имею. Всё равно, что судить врача за летальный исход, когда пациент плюнул на рекомендации и занялся самолечением. (Замечает, что Елена стоит на коленях.) Леночка, ты за меня просила? Не стою, ей Богу, не стою! (Хочет взять её за руку, но она отскакивает.)

ЕЛЕНА. Я сказала правду… я сказала правду…

ВИКТОР. Мне позарез… кинуху, пожа-а-алуйста…


Длительная пауза. Эдик садится, барабанит пальцами по столу.


ЭДИК (выпивает рюмку). Весело с вами…

АЛЯ. И ты… Алекс…


Елена бросается к Алексею.


ЕЛЕНА. Алёша! Ты ничего мне не сказал! Ничего!!

АЛЕКСЕЙ. Подожди, Лена… Мне надо ещё что-то ему… сейчас, сейчас, я потерял нить…

ЭДИК. Это ты обо мне? Ну что тут перемалывать, Алексей? Давно это было. Хоть «срок давности» в таких делах не существует… Как говорили в прошлом веке «бес попутал». Или как они замечательно выдумали: «не согрешишь – не покаешься». Вообще, презабавный был народец… Что-то меня заносит. (Неожиданно вскакивает и бешено кричит на Алю.) Что уставилась, стерва?! (Аля отступает к двери, заслоняя лицо рукой, как от удара.) Катись отсюда – твои уши лишние!!


Аля делает движение в сторону Виктора, но скрывается за дверью.


Дура. Сама понять не может… (Смотрит на часы.) Ты меня извини, Алексей, время моё вышло. Поэтому я вкратце.


Пауза.


АЛЕКСЕЙ. Говори, Эдик. Решение не изменю.

ЭДИК. Обижаешь, старик: что ж, по-твоему, совсем ничего не чувствую? Думаешь, выкручиваться стану? Можешь быть уверен – поступок твой оценил. Считаю его в высшей степени экстраординарным.

АЛЕКСЕЙ. Не то, Эдик, не то…

ЭДИК. А что «то»? Что?? На колени перед тобой бухнуться?! Прости, не обучался! Или дать «честное пионерское», что больше не буду?! Из возраста вышел.

АЛЕКСЕЙ. Пойдем, Лена.

ЭДИК. Не-е-ет! Постой!!

Секунды две Эдик тяжело дышит.

Напасть какая – сразу всё навалилось… Тем не менее! «Однова живём» – это вопль всего человечества! «Нам не страшна могилы тьма». Можешь отказаться от своего решения. (Без видимой причины вздрагивает и выбегает.)

АЛЕКСЕЙ (вслед). Решение – не изменю!


Елена сделала шаг к Алексею, но, встретив взгляд, замерла. Пауза. Входит Матвей Николаевич.


МАТВЕЙ НИКОЛАЕВИЧ (о Викторе). Напился, чертяга. Отца заморозить… Ишь чего за границей надумали: бессмертными быть! И наши туда же – «гуманисты в трансе»! А он, может, отца этим убил?!.. (Алексею.) Идите домой. Я здесь останусь. Не оставлять же одного в отцовской квартире – свихнется ещё проснувшись.