Кирилл смотрел на него, и боролся с собственным гневом – этот сукин сын, возомнивший себя черт знает кем, диктатор районного масштаба, не пускает его к Машеньке?

А Дериев распинался вовсю:

– Кроме того, сейчас не время для того, чтобы думать о личном! Цивилизация на краю гибели, и мы должны сплотить наши ряды, чтобы встать на пути хаоса и разрушения!

– А мне насрать на цивилизацию, я хочу найти свою дочь! – рявкнул Кирилл, делая шаг вперед.

Василич схватил его за предплечье, не давая двигаться дальше.

– А мне насрать на твои желания, вот так-то, – Дериев вновь улыбнулся, злобно и хищно. – На той территории, что находится под моим контролем, мои приказы всегда выполняются, а те, кто идет против…

В этот момент в голове у Кирилла то ли от злости, то ли от переживаний этого утра помутилось. Он вспомнил, что когда-то очень давно видел ночное, затянутое тучами небо, бьющую из него молнию, что поражает плоскую крышу, и вспыхивает огонь, расползается в стороны…

Сердце пронзила странная, холодная дрожь, и слова потекли с языка сами, без участия рассудка:

– Ты, мнящий в своей власти других, имеешь ли ты власть над собой и собственной жизнью? Ничто и никто не поможет тебе, когда пламя явится во мраке, и кров над твоей головой рухнет!

Майор приподнял брови, но когда заговорил, в голосе его не было ни удивления, ни гнева:

– А, еще один псих… Учти, нам безумцы без надобности, сейчас не время для глупой болтовни, мы должны сплотиться и выжить. Продолжишь нести ерунду – закончишь плохо, заруби это себе на носу.

Кирилл недоуменно моргал, пытаясь осознать, что с ним произошло, и когда случилась эта гроза с пожаром, в прошлом году или пять лет тому назад… или вообще это картинка из детства?

Память буксовала, и от этого он чувствовал себя неуютно.

– Уводи, – приказал Дериев, – в бригаду Саленко.

Василич кивнул и практически потащил Кирилла за собой.

Выходя из кабинета, тот заметил удивленные глаза часовых, и понял, что они все слышали.

– Парочку ненормальных мы уже расстреляли, – сказал Василич буднично, когда они спускались по лестнице.

– Не сомневаюсь, – сказал Кирилл, и сглотнул.

В вестибюле его передали под охрану двоих бойцов, и те повели журналиста на улицу. Они пересекли площадь, и по широкой лестнице поднялись к уцелевшему дому, серой пятиэтажке-хрущовке.

Если судить по сохранившимся вывескам, на первом этаже некогда располагалась аптека, и отделения сразу двух банков.

– Что, придется деньги считать? – спросил Кирилл, поняв, что его ведут к двери под надписью «Сбербанк».

– Ага, – один из бойцов загоготал. – Они нынче даже на подтирку не годятся, скользкие больно…

Здесь тоже стояли охранники, а внутри, в просторном зале, обнаружилось множество спавших на матрасах мужчин. От запаха потных носков, грязной одежды и сероводорода у Кирилла зачесалось в носу, захотелось немедленно выскочить обратно на улицу.

– Тут будешь жить, – сказал веснушчатый рыжий охранник. – Матрас, одеяло к вечеру получишь, а сейчас тебе ложиться смысла нет, скоро побудка и завтрак… вот бригадир ваш явится…

Бригадир не заставил себя ждать – хлопнула дверь, и переступивший через порог малорослый и носатый мужичок гаркнул:

– Подъем, мать вашу! Разоспались, разодрать вас три раза!

Затем он глянул на Кирилла и поинтересовался:

– Кто? Новенький?

– Так точно, – ответил рыжий.

– В общем, слушай, – сказал бригадир, подойдя поближе. – Все просто – ты делаешь то, что тебе говорят, за это получаешь еду и защиту, и все мы трудимся на благо коммуны ради сохранения цивилизации.

Нечто подобное могли начертать на своих знаменах и нацисты, и большевики, да и вообще представители любого тиранического режима – трудись и радуйся, а мы будем тебя кормить и охранять.