– А что я мог сделать? – разводил руками сосед. – Он как продал Задора, подходил ко мне, довольный. Пойду теперь, говорит, за косой, а потом гостинцев домашним куплю… Мы же сговорились с ним, что обратно он на моей телеге повезёт всё, что купит. С тех пор я его и не видел. Свой товар распродал. Жду его, жду. Под вечер стал по торгу ходить, выспрашивать. Никто не видал… И весь другой день я его на торгу ожидал… Дождь. За постой опять пришлось платить, а Афоньки всё нет. Ну, я решил, что запил он где-то, али загулял. Или, может, один, без меня решил домой идти? Я же ему не пастух…

Только потом, всех послушав, да хорошо всё обдумав, Щур стал ворожить. Взял у Маньки Афонин гребень, взял его одежду. Сыскал пару Афониных волос. Выгнал всех из избы. – Негоже, чтобы кто-то другой, хоть бы и малый дитёнок, видел или слышал его ворожбу. Попросил кого надо с Той стороны о помощи. От печки запалил лучину. Воткнул её в поставец. Говорил, да вязал наузы на Афониных волосах. А потом спалил их в огне. В кадке с водой, что стоит под горящей лучиной, стал высматривать. Всё и увидел. Солнечный день. Многолюдную городскую толкотню. Кузнецов в лавках. Увидел и проныру в нарядном, рваном кафтане. Как тот говорит что-то Афоне, шуткует. Ведёт его на чей-то двор, в дом. Внутри сидят трое. Трапезничают. И его угощают. А потом навалились вдруг все. И один из них, самый дородный на вид, чернобородый, ударил Афоню ножом в живот. Трижды.

***

– Щур, а Щур? Куда мы теперь?

Вспоминая, как в последний раз ворожил, Щур брел, куда ноги несли. Оглядевшись, увидел поблизости резные ворота в высоком частоколе – вход во двор. В тот самый, куда проныра в драном кафтане заманил Афоню.

– Мил человек, подскажи нам, чей это двор? – обратился Щур к встречному прохожему.

– Жирослава Лютичиа, чей же ещё? Да вон и хозяин, кажись, едет.

– Это который из троих? – уточнил Щур, глядя, как из-за поворота неторопливо выехали три, едущих бок о бок всадника.

– Тот что посерёдке, конечно, – ухмыльнулся прохожий. – Самый толстый, да самый разодетый. А с боков это его слуги. Ежели у вас до него какое важное дело, то уж лучше идти к нему завтра, с утра. Вишь, какая морда-то красная? Опять, небось, упился допьяна на пиру у княжьего наместника. С коня чуть не падает.

Этих троих Щур уже видел в своей ворожбе. Они и встретили Афоню в доме. А тот, чернобородый, которому слуги помогали сейчас слезть с коня, убил Афоню ножом.

– Дед Щур, что ты ТАК на них смотришь? – испуганным шепотом спросил Стеня.

– Пойдем-ка отсюда, парень. Пойдем поскорее, – развернувшись, старик двинулся прочь, изо всех сил стараясь одолеть нахлынувший гнев. – «Не хватало ещё мне проклясть или сглазить их прямо тут, не сходя с места! Нет уж. В этот раз всё буду делать по Правде».

– Запомнил ты их лица, парень?

– Да.

– Всех троих?

Стеня кивнул.

– Хорошо… Я говорил тебе, что видел, когда ворожил, лица тех, что убили Афоню?.. Эти трое – они и есть. А ножом в живот бил его чернобородый, Жирослав.

– Что ж мы уходим? – зашипел Стеня и попытался развернуть Щура обратно. – Надо их схватить! Обвинить!

– Надо сперва хорошо всё обдумать. Главное, мы их нашли. То ли повезло мне, то ли снова помог… кое кто. Я точно знаю, что это они убили. Ты знаешь, потому что мне веришь. Но больше нам здесь никто не поверит. Ворожба да видения не могут доказать вину на суде. Нужны зримые, явные вещи. Кабы какую одёжу Афонину найти на этой усадьбе, или тело его найти. Кабы хоть один посторонний свидетель убийства был… Думать надо, как нам доказать на суде их вину. Обвинять станем лишь когда всё придумаем. Этот Жирослав, говорят, с княжьим наместником пьёт. А кто суд-то будет вершить знаешь? Княжий наместник и будет. Князь в этот город раз в три года наезжает, подати собрать. Князья, парень, постоянно живут в городах покрупнее.