Чистый Голос пребывал в радостном возбуждении. Еще бы: впервые в жизни ему выпал случай посмотреть кино! Он надеялся увидеть новых людей и новые места, здания и корабли, «безлошадные кареты» и паровозы, которых никогда не видел раньше. Киносеанс обещал стать главным событием минувшего года – настоящим новым знанием, которым он сможет поделиться, когда вернется домой. Чистый Голос сверлил глазами брата, мысленно внушая ему, что надо поднять голову. Тогда он смог бы подбодрить его жестами или взглядом. Но Пловец стоял неподвижно, опустив подбородок на грудь и спрятав лицо, так что зрителям была видна только его макушка. Когда шотландец представил публике первый фильм и попросил у Бобо разрешения потушить лампы, Чистый Голос поднялся с места, вышел к экрану и встал рядом с Пловцом.

В комнате воцарилась тишина. Все глаза были прикованы к Чистому Голосу. Как педагоги, так и ученики единодушно расценили его поступок, как неслыханный, в высшей степени дерзкий акт неповиновения.

Почувствовав локоть брата, Пловец медленно повернул к нему лицо. Сцепив пальцы и подняв головы, братья уставились на проектор, установленный в задней части комнаты. Сестра Мэри Джозеф сердито повернулась на своем сиденье, ища взглядом Пеллетье, но тут вмешался Бобо. Представление начиналось, пусть Чистый Голос заплатит достойную цену за свое упрямство и пропустит его.

После киносеанса Пеллетье велел Чистому Голосу подождать около кабинета отца Бубона.

– …И если хочешь спасти свою шкуру, не будь слишком строптивым, – добавил он. Пеллетье однажды сказал Чистому Голосу, что «строптивый» было одним из его любимых слов; он использовал его только в самых серьезных случаях.

Попрощавшись с шотландцем и его женой, Бобо прошел в кабинет, жестом пригласив Чистого Голоса следовать за собой. В кабинете он приказал мальчику встать напротив своего стола.

– Я привел тебя и твоего брата в эту школу, потому что твой отец пользуется большим уважением в вашей общине, – начал священник. – Мы считали, что если он пошлет своих сыновей в школу, то и другие семьи в Бизоньем Ручье сделают то же самое. Я полагал, что ты и твой брат подадите хороший пример остальным. Но я ошибся. Вы – возмутители спокойствия, – вы оба! Придется вам покинуть школу.

Как ни странно, Чистый Голос был рад такому началу разговора. В первый раз директор обратился к нему лично. Ни в то утро, когда Бобо забрал братьев из Бизоньего Ручья, ни в коляске по дороге в школу, ни во время учебного года священник ни разу не поздоровался и ни разу не заговорил с Чистым Голосом. Похоже, они даже ни разу не встречались глазами, если не считать того случая в хижине, когда Бобо обнюхивал его, как барсук.

– Ты будешь исключен из школы. Это позорное клеймо останется на тебе до конца жизни. Ты навлечешь позор на своих родителей и на всю свою общину.

Чистый Голос ждал, когда Бобо выскажет все, что у него на уме. Он помнил слова отца о том, что говорить надо прямо и с убежденностью; а еще он помнил о доверии, которое оказали ему старейшины, дав имя Чистый Голос. Он заговорил, глядя сидящему перед ним белому человеку прямо в глаза.

– У меня есть право учиться в школе. Мой дед Ловкий Охотник сказал, что мы заплатили за это право, когда позволили белому человеку строить железную дорогу на нашей земле и пользоваться нашими охотничьими угодьями. Мой отец послал меня сюда не для того, чтобы выслушивать непристойности о моих предках и народах прерий и смотреть, как позорят моего брата. Он послал меня сюда, чтобы я учился считать, читать и писать по-английски. Я расскажу инспектору о том, что вы заставляете нас учить наизусть отрывки из книг, чтобы он подумал, что мы хорошо читаем. Я расскажу ему, как мало вы нас учите, как много заставляете работать по хозяйству, как сильно мы устаем, как живем впроголодь, и какой дрянной пищей вы нас кормите. Вы даете нам гнилое мясо и готовите его в том же горшке, в котором кипятите свои носки. Вы и сестры едите масло, свежее мясо и другие хорошие продукты. Я расскажу, как долго вы заставляете нас мучиться зубной болью и другими болезнями, прежде чем приглашаете доктора. Я расскажу, как часто вы бьете нас и сажаете на хлеб и воду.