Уже спустились сумерки, когда двуколка священника подкатила к школе. Бобо оставил мальчиков сидеть на скамейке в вестибюле, а сам отправился сообщить монахиням о прибытии двух новых воспитанников.

Оба мальчика в первый раз оказались в здании белого человека, если не считать магазина и церкви в католической миссии. Оробев от внушительных размеров помещения, гулкого эха и непривычных запахов, они переговаривались шепотом или делали друг другу знаки руками.

С большой цветной фотографии, висевшей на самом видном месте, на них холодно взирала королева Виктория. Ее шею охватывало жемчужное ожерелье, а на груди покоился орден Подвязки, имеющий форму звезды. Пловец жестами показал Чистому Голосу, что украшения королевы похожи на четки и распятия, которые держали в руках монахини на других фотографиях, развешенных в рамках на стене. По его мнению, фотографии ясно указывали на то, что эта школа принадлежит королеве, и что она является здесь главной монахиней.

Вскоре показались и сами монахини в развевающихся мантиях и раскачивающихся головных уборах. Они засуетились вокруг мальчиков, похлопывая и поглаживая их, как будто те были куклами, которых принесли в корзине. При этом сестры непрерывно о чем-то болтали между собой по-французски, хихикали над своими замечаниями и бурно выражали радость. Они то и дело наклонялись к самым лицам мальчиков, как будто физическая близость могла помочь им преодолеть языковой барьер.

«Они щебечут, как птицы, – думал Чистый Голос. – Странно, что эти чужие люди так счастливы нас видеть? Должно быть, они просто притворяются!»

Он укрепился в своих подозрениях, когда через пять минут после шумной встречи две монахини повлекли братьев по темным, извилистым коридорам и привели в большую холодную комнату с выложенными плиткой стенами, зеркалами и раковинами для мытья. Здесь монахини жестами приказали им раздеться. Увидев, что мальчики стоят в смущении и нерешительности, сестры стали подталкивать их и дергать за края одежды. Они не успокоились до тех пор, пока оба новичка не оказались совершенно голыми. Затем пальцы монахинь впились им в косы и принялись бесцеремонно их расплетать. Взяв себе по одному мальчику, монахини стали расчесывать и ощупывать их головы в поисках блох.

Чистый Голос был настолько потрясен происходящим, что ему и в голову не пришло сопротивляться. Он даже не заметил, как в назойливых руках монахини появились ножницы, и отрезанные локоны волос стали падать на его голые плечи и бедра. Продолжая возбужденно болтать о чем-то, сестра подтолкнула мальчика к раковине. Здесь она ловко обтерла его с головы до пят куском материи, смоченным фиолетовой жидкостью со странным запахом, и жестами приказала подождать, пока дезинфицирующий раствор сделает свое дело. Когда жидкость высохла, сестра стала поливать Чистого Голоса холодной водой из кувшина, натирать его тело куском грубого мыла и скоблить кожу щеткой, сделанной из колючей щетины. Затем она снова начала поливать его холодной водой, не обращая внимания на то, что руки и ноги его тряслись, а зубы стучали от холода.

Вытираясь полученным от монахини тонким полотенцем, Чистый Голос услышал хныканье Пловца, которого вели к раковине в другом конце комнаты. В следующую секунду он увидел, что младший брат бежит к нему, обхватив голову обеими руками. Чистый Голос быстро повернулся, ища свое отражение в зеркале. Из зеркала на него широко раскрытыми обезумевшими глазами смотрел школяр с оттопыренными ушами и коротко остриженными волосами.