Однажды Чистый Голос спросил мать, зачем ей понадобилось становиться христианкой, если христиане учат тому, во что кри верят и без них. Тереза отвечала, что священник – друг индейского агента, конных полицейских и генерала в Манитобе. И если священник наделен такой властью, что может ниспослать благословение или проклятие на ее семью, то будет благоразумнее поддерживать с ним дружеские отношения. Кроме того, пока священник не узнает, она может по-прежнему совершать ритуалы кри и пользоваться услугами целителей и шамана.

Отец Чистого Голоса никогда не исповедовал христианство. Но он понимал, что индейский агент поручил заботам священников передачу индейцам знаний белого человека. Вот почему черные сутаны стали открывать школы.

«Вот это да! Черная сутана из школы – у меня дома! – думал Чистый Голос. – Что бы это значило?

Бобо долго о чем-то рассказывал. Когда же он замолчал, заговорил Ловкий Охотник. Чистый Голос заметил, что дедушка сильно взволнован.

– Тот-Кто-Строит-Загоны говорил, что у нас должны быть свои школы в резервациях, чтобы наши дети оставались с нами, пока они получают знания белого человека. Об этом сказано в договоре. Я был на Совете и своими ушами слышал, как посланник королевы обещал нам это. Белый человек забрал нашу землю и нашу свободу. Мы не хотим отдавать ему наших детей, мы слишком любим их.

Священник недоуменно поднял брови и пожал плечами.

– Ты был там, когда заключали договор, – я не был. В то время я был десятилетним ребенком и жил в Нормандии, во Франции. Я не могу ни подтвердить, ни опровергнуть твои слова.

– Даже маленькие муравьи любят своих детей и хотят, чтобы они всегда оставались рядом с ними, – не унимался Ловкий Охотник. – Орлы выкармливают птенцов в гнездах, пока те не научатся летать. – Дед взглянул на мальчиков, и Чистый Голос заметил тревогу в его глазах. Затем он продолжал, повернувшись к священнику. – Вы уже два раза забирали наших мальчиков-одногодков в вашу школу. Когда школьники возвращаются к нам, они похожи на сумасшедших чужестранцев. Они забывают язык кри. Они не помнят наши песни. Они больше не умеют танцевать. Они не могут охотиться и ловить рыбу. Они разучились работать. Они не хотят быть достойными молодыми людьми, какими положено быть в их возрасте. Они сбиваются в кучу, как овцы. Их руки, ноги и грудь становятся хилыми из-за того, что они долгое время живут в четырех стенах и едят нечистую пищу. Они уходят в город и пьют алкоголь. Они то и дело бегают к индейскому агенту и к вашим черным сутанам, чтобы сплетничать о своих родителях и старейшинах. Они потеряли уважение к нам. Такое впечатление, что они стыдятся нас. В их сердцах – смятение. Двое из них уже лишили себя жизни. – Дед хотел продолжить, но потом взял себя в руки и лишь глубоко вздохнул. – Мы даем вам детей с сердцами полными надежды, а вы возвращаете нам юношей, больных духом.

Школе всего десять лет, возражал священник. Ученики слишком рано возвращаются в свои резервации к старому образу жизни, и все усилия учителей, занимающихся их воспитанием, идут насмарку. Это правда, что дети, которые поступают в школу в двенадцать или тринадцать лет, а оканчивают в пятнадцать, получают только поверхностное образование и похожи на недопеченные пирожки. Он рад сообщить, что индейский агент недавно согласился платить за то, чтобы индейские дети начинали учиться в школе в восемь лет, как дети белого человека, и теперь он сможет взять в школу Пловца, которому исполнилось десять лет. Он узнал, что в недалеком будущем все индейские мальчики и девочки должны будут учиться в школе-интернате с четырех или пяти до восемнадцати лет. При этом они будут приезжать домой только на две недели в году. Только при таких условиях церковь сможет выполнить поручение канадского правительства – обучить индейцев цивилизованному образу жизни.