– Мы ничего не забыли и не забудем никогда. Ты творил вещи, которые не соотносились с твоим же учением. Это как должно понимать? Ты учил нас почитать Бога, в то время, когда сам же и осквернял его. Также ты учил карать каждого, кто осмеливается пойти против Него. Стало быть, мы исполняем свой Священный долг. Есть много доказательств твоей вины. И может быть, я не хочу этого и это не соотносится с тем, что у меня на душе, но я должен вынести приговор. И он никак не может быть в твою пользу.
– Коли так, то озвучьте ваш приговор и ответьте все же на вопрос:
в чем меня обвиняют? – пытался получить четкий ответ Мануэль.
– В колдовстве и одержимости Дьяволом. И ты, и вся твоя семья! – ответил Марко.
– Моя семья? А они здесь при чем?
– Ты хотел избавиться от врага, который знал все твои слабости.
Решив свалить все не на кого-то, а на отца Аарона, самого уважаемо го священника во всей Испании, ты еще больше усугубил свою вину, – говорил Марко.
– Я не понимаю, почему вы защищаете его? – недоумевал Аарон. – Вы что, с ним заодно?
– Мануэль, мы не хотим тебе зла, – вмешался в разговор епископ, – возможно, брат Марко слишком резок и чрезмерно эмоционален. Нехорошая сторона его темперамента и излишнее нетерпение берут над ним верх, но это не более чем гордыня. Тоже, кстати, великий грех, брат Марко, – повернув голову, епископ обратился к Марко: – Вам следует учиться сдержанности и смирению. В вашей должности недопустимы такие эмоции. Их нужно учиться обуздывать и выражать более корректно, как если бы на судебном процессе присутствовал сам Иисус. А что касается тебя, Мануэль, то ты должен знать, каким бы ни был ты великим и хорошим человеком, таким ты и остался, как бы странно то ни звучало… И мы не хотим… Наш разум не хочет верить обратному. Но реальность такова, что она упорно бросает нас в эту суровую правду, которая неприятна нам. И наш разум отказывается это воспринимать. Осознавать, что наш брат, которому мы много лет служили верой и правдой и который сам также служил католической церкви, стал не просто еретиком, но… Я даже не нахожу слов, чтобы выразить, в кого вы превратились в ваших выдумках, фантазиях, в вашей… такой гнусной лжи. Я хочу лишь сказать, что мы в недоумении. И это мягко сказано. Не положено так говорить, мы не должны подсказывать вам что говорить, но суд все же хочет услышать от вас отречение от своих обвинений, а также, что увиденное якобы вами в аббатстве Аарона было являлось лишь плодом вашего расстроенного воображения. Нам нужно выявить все аргументы, доказывающие ложность подобных представлений.
– А если они не были ложными, почему я должен лгать, тем более вы все равно меня сожжете так и так! – заявил Мануэль.
– Значит, они были увидены вами под воздействием колдовских снадобий. И тот самый старик, который явился вам в саду монастыря, и которого впоследствии сожрала огромная волчица, вас почему-то не тронувшая… Мы знаем каждое лицо, проживающее в том монастыре. Двум самым старым монахам по шестьдесят пять лет. Там никогда не было старика возрастом под девяносто, как вы описали. Вот из ваших показаний: «В состав ведьмовской мази входят белладонна, кока, паслен, мак, опиум…» – перечитывал показания Мануэля епископ. – Помилуйте, брат Мануэль, если кто-нибудь из нас испробует все эти «дары природы» на себе, нам и не такое привидится…
– Но я же не говорил, что пробовал этот состав. Я лишь рассказал все это со слов Аарона, который вычитал мне этот рецепт из своей книги.
– Вы не говорили, но все указывает на то, что вы употребляли все это, и ваша психика, ваше сознание и разум были настолько помутненными, что вы находились в совершенно отрешенном и далеком от реальности состоянии.