– Сволочь, – шепнул я, поморщившись.

Энджи и Шерилинн обнимались возле кухонной плиты.

– Прости, – сказала Энджи.

– Да ладно уж, – махнула рукой Шерилинн. – Привет, Патрик! Как дела?

– Не любезничай с ним, Шерри, – сказал Ричард.

– Дела отлично… Ты прекрасно выглядишь.

Одетая в красное кимоно, она сделала мне неловкий реверанс, и, как всегда, я почувствовал себя немного ошарашенным и смутился, покраснев, как школьник. Претендующий на звание лучшего газетного журналиста в городе, Ричи Колган был коренаст, с лицом, словно омраченным вечной вечерней тенью, угольно-черная кожа его носила следы слишком многих бессонных ночей, неумеренного потребления кофе и пребывания в кондиционированном помещении. Но Шерилинн – с ее смуглой кожей, светло-серыми глазами, точеными стройными, изящно вылепленными руками и ногами, с ее речью нараспев, навевающей воспоминания о золотистых ямайских закатах, которыми она любовалась каждый день в течение первых десяти лет своей жизни, – была одной из красивейших женщин, виденных мною в жизни.

Она поцеловала меня в щеку, и я ощутил благоухание сирени, шедшее от ее кожи.

– Только, – сказала она, – давай побыстрее.

– Вот те на! – воскликнул я. – А я как раз голоден. У вас найдется что-нибудь в холодильнике, а, ребята?

Когда я потянулся к холодильнику, Ричи обрушился на меня, как снегоочиститель, и, схватив в охапку, понес в столовую.

– Ну что? – спросил я.

– Только посмей сказать, что это важное дело. – Его рука зависла в дюйме от моего лица. – Только посмей, Патрик!

– Ну…

Я рассказал ему о последнем вечере, об «Утешении в скорби», о Мэнни и парнях из одного с ним стручка, о встрече с офицером Ларжантом и набеге на офис «Утешения», который предприняла Энджи.

– И, говоришь, видел там «вестников»? – спросил Рич.

– Ага. Человек шесть по меньшей мере.

– Гм…

– Рич? – вопросил я.

– Давай дискеты.

– Что?

– Ты же поэтому и пришел, правда?

– Я…

– Ты не владеешь компьютером, Энджи – тоже.

– Прости. Что, это большой минус, да?

Он протянул руку:

– Дискеты!

– Если б ты мог просто…

– Да, да, да! – Он выхватил у меня из рук дискеты и секунду в задумчивости похлопывал ими по колену. – Стало быть, я делаю тебе новое одолжение?

– Выходит, что так, – сказал я.

Перенеся тяжесть с ноги на ногу, я возвел взгляд к потолку.

– О, прошу тебя, Патрик, кончай эту бодягу, играть в кошки-мышки можешь с кем-нибудь еще. – Он похлопал меня по груди дискетами. – Я тебе помогу, но я хочу их заполучить.

– В каком смысле?

Покачав головой, он улыбнулся:

– А теперь ты думаешь, что в кошки-мышки играю я, не правда ли?

– Нет, Рич, я только…

– Лишь из-за того, что мы вместе учились в колледже и все такое, ты думаешь, что я сейчас скажу: «Патрик попал в западню. Я сделаю все, что в моих силах».

– Рич, я…

Подойдя ко мне вплотную, он прошипел:

– Ты знаешь, когда я в последний раз занимался сексом с женой без оглядки на часы, знаешь?

Я слегка отпрянул от него:

– Нет…

– Вот и я не знаю, – громко сказал он. Зажмурившись, он поправил пояс халата. – И я не знаю, – опять прошипел он.

– Ну, значит, я ухожу, – сказал я.

Он преградил мне путь.

– Не раньше, чем мы поставим все точки над «i».

– Ладно.

– Если на дискетах я обнаружу что-то, чем смогу воспользоваться, я этим воспользуюсь.

– Правильно, – сказал я. – Как всегда. Как только…

– Нет, – прервал он меня. – Без всяких «как только». У меня эти «как только» уже вот где сидят! Как только ты мне это позволишь? Нет. Как только я смогу это сделать, Патрик. Таково будет новое правило. Если я здесь что-нибудь обнаружу, я этим воспользуюсь, как только смогу. Идет?

Я посмотрел на него, а он в ответ в упор посмотрел мне в глаза.