Она заглянула в персидскую спальню:

– Доктора скоро привезут. Что еще я могу сделать?

Сыщик обернулся. На его губах играла загадочная улыбка. Эмили отметила, что он едва ли намного старше ее самой.

– Отправляйтесь в свои покои, мисс…

– Эмили. Эмили Уайтли.

– Мисс Эмили Уайтли, – повторил он, и от звучания собственного имени в его устах ее словно обдало кипятком. – А когда доктор осмотрит мистера…

– Кроу.

– Я найду вас и задам несколько вопросов.

Теперь по спине пробежал неприятный холодок.

– Вы подозреваете меня, мистер Стокетт?

– Прошу вас, просто Эйдан, – он ухмыльнулся, отчего его брови презабавнейшим образом дернулись. – А вас есть, в чем подозревать?

Эмили замялась. Такого вопроса она никак не ожидала.

– Нет… конечно, нет.

– Тогда мы просто побеседуем, и вы расскажете мне обо всем, что слышало в этом замке ваше чуткое ухо.

Даже остывший пунш был чертовски хорош. По крайней мере, на вид и запах. Миссис Тилли, здешняя кухарка, действительно знала свое дело. Не зря слухи о ее кулинарном мастерстве докатились до самого Лондона. Эйдан ничего не ел с утра. В обычной жизни, если ее можно было назвать хоть сколько-нибудь обычной, его желудок включался в работу только к обеду, напоминая о себе возмущенным ворчанием. Но устоять перед соблазном, призывно пахнущим корицей и медом, почти не представлялось возможным. И все же Эйдану следовало соблюдать осторожность. Хоть чашка и выглядела нетронутой, отравитель мог подсыпать яд и в нее. А в том, что бедолагу критика отравили, он не сомневался.

Ненадолго оставшись один, Эйдан осмотрел комнату. Ничего подозрительного, хоть отдаленно похожего на орудие несостоявшегося убийства. Кроме, разве что, пары початых баночек касторового масла и еще трех запечатанных. Эйдан припрятал их в отвороты пиджака, чтобы при случае подсунуть Барри, старому приятелю. Если кто и сможет найти яд, подмешанный в касторку, то только он.

Все в этом деле казалось каким-то надуманным, напускным, как хорошо отрепетированный спектакль. Анонимная записка под дверью и, к радости Эйдана, пачка денег. Его контора и так была не самым популярным местом, а уж накануне матушкиных именин дыра в кармане стала особенно глубокой. Эйдан был бы рад отвертеться от праздничного ужина с расспросами о даме сердца, отправив вместо себя наспех запакованный подарок и записку: «Увы и ах, дорогие мои, застрял в конторе, никак не могу вырваться. Целую, обнимаю, ваш Э.».

При мысли о даме сердца ему вдруг представилось серьезное лицо мисс Эмили Уайтли. Она явно не принадлежала этому месту, кругу чванливых аристократов. Тогда что же она делала здесь, в роскошном замке, на окраине Йоркшира? Конечно, Эйдан не думал, что крошка Эмили, в слишком большом халате и слишком больших для ее миловидного лица очках, была отравительницей, хоть яд и считался оружием женщин. Нет, проступало в ней что-то наивное, настоящее. Возможно, единственно настоящее в этом «фальшивом» деле.

Эйдан бросил пиджак на спинку кресла – в замке стояла жара, как в тропиках, – оставшись в единственной приличной рубашке и шерстяных брюках, а затем прошелся по коридору. Похоже, загадочный лорд Уинтерборн обожал Рождество, коль скоро вырядил в него замок уже в начале осени. Спешно минуя холл, Эйдан успел заметить многочисленные гирлянды из омелы, остролиста и падуба, увивающие каждый свободный дюйм, каждую незанятую поверхность. Между листьями виднелись оплывшие свечи – уже потушенные или еще не зажженные. И всюду, куда ни глянь, царила идеальная чистота, пахнущая воском и полиролью «Пакстона».

Комната не вполне покойного критика, «персидская спальня», как назвал ее проныра-дворецкий, тоже была украшена: венок из омелы над камином, пара гирлянд под самым потолком. Эйдан на всякий случай отщипнул лист омелы – отравитель мог пропитать его ядом.