Как же конкретно писал Бернард свои труды? У него были секретари и переписчики, которые занимались в особенности его личными письмами. Во всем остальном он не ограничивался общими указаниями, а диктовал слово в слово. Это касается, в первую очередь, проповедей, которые были опубликованы при его жизни. На самом деле он их не произносил, и если в них содержатся ссылки на обстоятельства и обращения к слушателям, то только потому, что этого требовал жанр. К этому писательскому труду Бернард готовился, о чем упоминает в начале своей первой проповеди на праздник Всех Святых – praeparavi, – и сравнивает это предварительное размышление с медленным приготовлением на духовном огне. Но, по меньшей мере в одном случае, он говорит, что сначала он обменялся мыслями в разговоре (conferendo) с двумя собеседниками, одного из которых и попросил его записать. Готфрид Оксеррский сообщает также, что он записывал на восковых дощечках слова откровения, которые получал от Бога. Затем наступал момент создания текста. Заранее продуманный план нужно было облечь плотью мыслей и слов и придать им завершенный вид.

Этот процесс включал в себя две одновременных операции, о которых мы можем говорить лишь последовательно: сочинение и собственно написание. Первым требованием литературного произведения было сочетание, взаимное расположение частей (dispositio), чему учили образцы и мастера литературного дела. «Подобно тому как пишущий располагает все в соответствии с определенными требованиями, – объясняет святой Бернард, – так и дела Божии сообразны определенному порядку». Такая аналогия свидетельствует и о строгости, и о гибкости его творческого метода: Божественный порядок свободен – и порядок святого Бернарда тоже допускает фантазию. Но даже и тогда он остается реалистом. Он соблюдает все приемы, которым обучился у риторов и авторов «поэтических искусств»: подход к избранной теме, исходя из некоего общего утверждения; переходы, извинения в случае отступлений, возврат к первоначальной идее; предпочтение, отдаваемое искусственному порядку; напоминание уже сказанного, если это полезно; вывод, обобщающий все предшествующее, и, если это уместно, объявление темы следующей проповеди. Святой Бернард не пустословит. Он пишет, сочиняет. Он совершенно свободно обращается с методами, которыми владеет, но он действительно ими владеет. То он комментирует разные предлоги, которые предшествуют дополнению: cum, in, a, pro, de, sub… То пускается в рассуждения по поводу разных приставок одного и того же слова, как в 72-й проповеди на Песнь Песней, которая представляет собой своеобразную симфонию на тему истории Божественного дела спасения. В качестве ключевого слова он выбирает глагол spirare, создавая своеобразное крещендо, ведущее от дня сотворения (dies inspirans) ко дню славы, который мы ожидаем (dies adspirationis), через дни греха (dies conspirans) и духовной смерти (dies expirans), новой жизни (dies inspirans) и пасхального преображения (dies respirans). Каждый из этих терминов находится в окружении слов, начинающихся с того же префикса.

Многие страницы святого Бернарда можно свести к логическим схемам, к синоптическим таблицам в две или три параллельных колонки, где идеи и звуки имеют строгое соответствие. Весь его труд «О размышлении», особенно пятая книга, в этом смысле – подлинно мастерское дело. То же самое можно сказать о 39-й проповеди на Песнь Песней, в которой речь идет о коннице фараона: шесть других выдержек из текстов Бернарда развивают ту же тему в соответствии с различными замыслами; здесь же ему удалось освободиться от всего, что могло бы восприниматься как жесткость и чрезмерная настойчивость в воспроизведении элементов уже усвоенной символики. Он оставляет место для творческого воображения читателя. Все происходит так, как если бы Бернард заранее видел всю свою книгу или весь текст проповеди в целом как большую картину; как если бы он видел место, которое там должна занимать каждая идея, каждая фраза и почти что каждое слово.