Какие могут быть препятствия для признания исторической достоверности летописного рассказа о путешествии апостола Андрея Первозванного по Восточной Европе? Думается, можно назвать два условия, при соблюдении хотя бы одного из которых подобную достоверность допустимо было бы отрицать: 1) отсутствие данных (а) для предположения о том, что информация об этом путешествии могла сохраниться с I по XI вв., и (б) для реконструкции такой информационной «цепочки»; 2) отсутствие данных, свидетельствовавших бы о практической возможности описываемого в летописи путешествия. Перед тем как обратиться к рассмотрению этих поводов для сомнений в историчности предания еще раз прочитаем его текст как таковой – о чем собственно хотел рассказать нам св. прп. Нестор Летописец?

Летописный текст рассматриваемого предания детально анализировался многими исследователями. Здесь мы обратим внимание лишь на ключевые элементы повествования, имеющие существенное значение для признания или отрицания его исторической достоверности. Прежде всего, следует подчеркнуть очевидное: текст предания является частью описания пути «из варяг в греки». Св. прп. Нестор включает в летопись известный ему текст «Хождения» как подтверждение давнего существования связи между Черным и Балтийским морями по рекам Восточной Европы.[73] Одно это обстоятельство заставляет усомниться в наличии какой-либо идеологической подоплеки предания, на которую неоднократно указывали исследователи, полагавшие, что этот рассказ был «придуман» на Руси в качестве ответа на некий политический «заказ». Так, например, по словам М. Д. Приселкова, «легенда грубо играла и на чувствах вражды киевлян к новгородцам, кичившимся своею древностью и тем, что новгородск.<ие> князья завоевали Киев, выставляя новгородцев свидетелями апост.<ольского> путешествия, но неудостоившимися проповеди <св.> А.<ндрея>».[74] Об «идейно-политической задаче» предания пишет И. С. Чичуров.[75] О. М. Рапов видит в летописном рассказе об апостоле Андрее политический «контраргумент», адресованный Византии.[76] Наконец, совершенно особый вариант гипотезы о позднем «придумывании» предания отражен в суждении П. Н. Милюкова, считавшего, что необходимость в подобном известии появляется лишь в конце XVI в. вместе с установлением на Руси патриаршества: «Надо было (выделено мною, Н. П.) вывести начало русского христианства прямо от апостолов, минуя греческое посредничество».[77]

Предположение о том, что рассматриваемый рассказ является всего лишь некой идеологической разработкой XI–XII вв., можно было бы обсуждать всерьез, если бы это известие занимало подобающую «центральную» позицию в структуре летописного текста. Однако, мы видим, что составитель летописи, судя по всему, сам еще до конца не осознавал (в отличие от, например, Ивана Грозного или Петра Великого) действительно важного значения предания для национального самосознания, а попросту иллюстрировал рассказ о пути «из варяг в греки» известными ему сведениями. Об этом убедительно писал еще Н. А. Леопардов: летописец, по его словам, «когда записывал в свою повесть то, что знал, или то, чему в его время глубоко верили, записывал с полным простодушием, без всякой тенденциозности, не предполагая, вероятно, что чрез несколько веков народится строгий критик, который не простит не дописанного и не досказанного; не думал, что последнее поведет критика к разным сочинениям и не выгодным для него заключениям».[78] Св. прп. Нестор, по словам архиепископа Филарета (Гумилевского), всего лишь «передает известие… о посещении Ап. Андреем гор киевских… как частное мнение».