Как ни странно, сомнения пришлось примерить и к двоюродному брату. Тем утром он отчитался по проведённому расследованию, а потом пристал с расспросами.

Кир: «Где ты познакомился с Любой?»

Артём не хотел обсуждать её с ним, а потому попытался съехать:

«С чего ты взял, что я с ней знаком?»

Но Кир не сдавался:

«Хорош! Я не дурак. Понял, что она тебе нажаловалась. Кто ещё мог втянуть тебя в эту историю?»

Артём: «Я обнаружил её плачущей на лавочке во дворе недалеко от вашей школы. С разорванной сумкой. Твоих рук дело?»

Кир: «Нет. Это девчонки. Но их можно понять. Они думали, это она настучала, а у них поотбирали телефоны, заперли дома, лишили карманных денег»

Артём: «Вот это горе! Конечно, никакого сравнения с травлей одного, ни в чём не повинного человека, всем классом»

Кир: «Она сама виновата. Пошла бы на вписку – никто бы на неё не подумал»

Артём: «Ты прекрасно понимаешь, что ей не место в вашей дурной компании»

Кир: «Ну тогда, какие к нам претензии? Никто её не бил»

Артём: «Если бы били, я бы с тобой по-другому разговаривал»

Кир: «Ты запал на неё, что ли? *злой смайлик*»

Артём: «Не твоё дело»

Кир: «Бл…, если ты начнёшь с ней встречаться, ты мне больше не брат»

Ну и как это понимать?! Что за долбанутая ревность? И кого он ревнует?

Что-то подсказывало Артёму, что за неприязнью Кира к Любе скрывается нечто более сложное и запутанное, чем банальная зависть чистоте её души. Он не понимает эту девушку, а такое всегда заводит. Наверняка Кира тянет к ней, поэтому он злится и старается посильнее оттолкнуть. Но все эти игры опасны, особенно с его характером. Нужно следить за братом и держать ухо востро.

Артём ещё раз прошёлся по залу, ставя гантели и битки на место. И вдруг обнаружил в углу возле диванчика, на котором Люба обычно оставляла сумку, серого плюшевого медведя размером с Артёмов большой палец. Из его головы торчала порванная петля – очевидно, это был брелок. На левой стопе красовалась заводская надпись «Me to you», а на правой – кривоватая, шариковой ручкой: «От Мити». А вот и пресловутый медвежонок. Со странным раздражением Артём сунул медведя в карман, решив, что напишет о нём Любе позднее.

Как раз начала подтягиваться мелкотня. Артём встречал их, направлял в раздевалку, следил, чтоб не отвлекались. Он не видел отца с утра, они не созванивались и не списывались, и Артём немного переживал, что ему придётся проводить не только разминку, но и всю тренировку. Конечно, позаниматься с пятилетками ему не составило бы труда – он просто не мог справиться с беспокойством насчёт батиного пристрастия к алкоголю. Однако Артём не успел даже построить мальчишек – отец вошёл в зал, бодрый и побритый. Пахло от него исключительно одеколоном.

- Здорово, бандерлоги! – весело крикнул он.

- Здравствуйте, Фёдор Григорьевич! – нестройно откликнулись бандерлоги.

- Привет, бать, - сказал Артём, всё ещё не веря своим глазам и обонянию, но уже улыбаясь.

- Привет-привет. – Отец похлопал его по плечу. – Спасибо за помощь, сын. Можешь пока отдохнуть, я сегодня сам…

Но Артём, разумеется, никуда не ушёл. Для него это было настоящее счастье – наблюдать за отцом и восхищаться им, как в прежние времена. Последние пару лет он не появлялся в зале без аромата перегара, хотя бы лёгкого, а когда бывал трезв, то злился по малейшему поводу и постоянно рычал. Но сегодня всё было по-другому: отец сам выполнял упражнения и много шутил, а ругался на мелкотню исключительно добродушно.

Когда мальчишки, усталые, но довольные, убежали в раздевалку, Артём не удержался и спросил:

- У тебя случилось что-то приятное? Ты будто премию получил – «Тренер Года».