покрытую; опоясывался ременным поясом; также и ряса у него одна была, но и та суконная гарусная[29]; обувался он в коты[30] и чулки шерстяные толстые, кои подвязывал ремнями, да две зимы в лаптях ходил, но только в келии в оных ходил, и скажет: «Вот как спокойно ногам в лаптях ходить»; когда же к обедне идти ему, или гости приедут, то оные снимал с себя и обувался в коты. И четки у него были самые простые, ременные. Не было у него ни сундука и никакого влагалища[31], но только кожаная киса[32], и то ветхая, и куда ехать ему, он брал ее с собою и клал в нее книги да гребень. Вот и весь наряд и украшение его…» Преосвященный Тихон III подарил ему шелковую штофную рясу. Долго отказывался от нее Задонский святитель и принял только после убедительной просьбы. Он надевал ее, выходя в церковь. Когда келейник, по приходе его из церкви, станет бережно снимать с него и складывать рясу, то святитель, бросив ее на пол, говаривал: «Это бредня, братец, давай на стол скорей, я есть хочу». Он боялся привязаться к какой-либо временной вещи. В келии его не было никакого убранства. Кроме икон стены его комнат украшались святыми картинами, питавшими его богомыслие, из которых на одной был изображен лежавший в гробу изможденный старец, – картина, напоминавшая ему о смерти и потому висевшая у ног постели, а на других изображались Страсти Христовы. Эти последние висели также в спальне, близ постели, чтобы при взгляде на них приводить себе на память непостижимую и невыразимую любовь Спасителя к человеку, как она явлена нам в Его крестной смерти за нас. Впоследствии он еще приобрел для себя гроб, чтобы, взирая на него, сильнее чувствовать мысль о смерти и небоязненнее готовиться к ней. Так разоблачившись от благолепия, приличного сану архиерея, свт. Тихон приоделся смиренномудрой нищетой простого инока. В баню с 1771 г. по самую кончину свою не ходил, чтобы не видеть наготы своего тела, изредка сам мыл себе голову, по причине обильной испарины, не позволял себе прислуживать при одевании и раздевании. Только когда не в силах был уже, принимал услуги.

Как и все истинные подвижники, святитель Тихон не раз был подвергаем диавольским искушениям, которые проявлялись под разной личиной. Но избранник Божий всякий раз вступал в борьбу с ними со всей своей силой и горячностью. В минуты искушений и движения страстей он, повергаясь крестообразно в затворенной келии, со слезами молил Господа об избавлении от искушений. «Или говаривал: „Не знаю, куда себя девать, братец; или ты не чувствуешь, что в келии смрад?“ Скажешь: „Я не чувствую“. Он скажет: „Возьми дегтю и налей на пол“, ибо дегтяной запах любил», – пишет келейник Чеботарев. С состоянием его здоровья нередко изменялось и состояние его духа. Как только укреплялось его здоровье, ополчалась на него плотская брань. Напротив же, когда изнемогали его телесные силы, приходили в расслабление его дух и тело, – нападала на него тоска или уныние.

Борьба с плотью – это борьба со своим собственным естеством. «Не думай, – говорит св. Исаак Сирин, – что природа забывает о том, что естественно всеяно в нее Богом для чадородия и для испытания пребывающих в подвиге». Святитель уже давно положил начало непорочного жития, он уже пережил пылкую юность в трудах своего образования и ради сладости будущих благ, вкусить которую удостоил его Господь, когда он еще был бельцом, – однажды навсегда отказался от удовлетворения плотских требований в пределах брачного сожития. Теперь же, на покое, при постоянном богомыслии и упражнении в молитве, ему оставалось бороться с приражениями к душе нечистых помыслов, временами против воли возникающих в ней, и одолевать нечистые движения плоти. Эти нечистые плотские помыслы и движения иногда с особенной силой обуревали его душу. Против сильных нападений он употреблял и сильные меры. Так, однажды, во время литургии, по попущению Божию, вдруг напали на него плотские помыслы. Чтобы победить их, Тихон, скрывая себя от предстоящих, стал очищать руками восковую горящую свечу и при этом жег свои пальцы. От жгучей, мучительной силы внешнего огня угасал внутренний огонь естества. В других случаях он смирял свою плоть бичеванием плоти или силой молитвы. Чтобы не подавать ни малейшего повода к плотским движениям, он не пил никаких спиртных напитков, даже для подкрепления своих сил. Зная силу вина в этом случае, Тихон иногда говаривал: «в предостережение монашествующим, что если бы он имел в своем управлении монастырь, то лучше бы согласился дозволить престарелым монахам для поднятия и несения трудов употреблять скоромную (мясную) пищу, чем хмельные напитки; эти же последние он бы совсем запретил вкушать, а если бы и позволил, то только в малом количестве, дабы свободнее избежать вражеского наваждения и многоразличных искушений».