Нейтикерт выбежала на пристань, окинула ее взглядом, прыгнула в маленькую лодку, связанную из пучков тростника, схватила весло и оттолкнулась от причала.

Владелец лодки, находившийся тут же, со стоном ужаса распростерся в лодке приготовившись умереть.

От ворот Инебу-Хедж бежала охрана с носилками, но не успела, потому что люди, увидев воинов преследующих царицу с копьями наперевес, их разоружила и долго била ногами, пока не разобрались что к чему. Успел только львенок, прыгнувший с причала в отошедшую уже лодку. Тяжело дыша, он свалился на дно и пополз к царице. Он был еще маленький и очень боялся остаться без царицы, но именно сейчас, вдруг понял, что еще больше боится оставить царицу без себя. Он вдруг понял, что он лев. Будет львом.


Нутерхопер пил ароматное вино пурпурного цвета, закусывал копченостями и жаренным, на углях, мясом, слушал музыку и смотрел на извивающиеся тела танцовщиц.

Пил он, уже очень-таки давно, но не пьянел. Пил, и, впервые в жизни, не чувствовал божественного вкуса напитка. Вращающиеся полные бедра, призывно колыхающиеся груди и, соблазнительно, играющие животы не возбуждали никаких желаний и даже были чем-то неприятны.

Военачальник раздраженно махнул рукой, отсылая всех вон и хлобыстнул какой-то по счету кубок залпом, не смакуя. Отрезал кремневым ножем кусок копченого окорока газели, откусил и пожевал как безвкусную траву. Впервые в жизни не было аппетита. Жевать и то не хотелось.

Тьфу! – сплюнул он. И еще раз – тьфу! Что ж так на душе погано. На всех душах. И Ку-дерьмо, и Бу-скотина, и в Иб будто насрали, сразу во все три, и Аху не звездный вид души, а зловонная помойка.

И чего тебе собственно не так? Ты по общему сюжету, в общем-то, даже ничего не знаешь. Очень удобно устроился посередине. Вот и сиди спокойно там, в центре. В случае чего никуда не упадешь. Очень комфортно, знаете ли.

Что же тогда так погано?

– Тебе, мой друг единственный, мой Нутерхопер, потому так погано, что это середина – середина большой кучи говна. И ты в ней как раз посередине.

Нутерхопер завертел головой. Это кто тут вякнул в воздух и его испортил?

Ах, да! – это сам он. Вот еще не хватало! Послушай, Нутерхопер, а ты с чего решил, что что-то тут не так? У тебя приказ джати, да еще с государственной печатью.

Вот-вот! Самое оно и есть!

Вот эта-то печать все и объяснила, то, что до сего момента, можно было считать скрытым за горизонтом в дымке. То, что ты раньше подозревал и даже втихаря надеялся, что так оно и есть. Надеялся, старый хрен, надеялся, не отпирайся. Ты ж знаешь, что тебя властитель не очень любит и сам ты от него не в большом восторге. Просто не ожидал, что когда все так случится, вдруг очень сильно вокруг завоняет. Ты все-таки военачальник, и точно знаешь, что выступать надо немедля. И вот на тебе, прямо в рыло, – приказ от джати, скрепленный печатью владыки, чтоб ты его выполнил с гарантией.

Тут ты и все понял. Меренра вернувшись, за такой приказ со своей печатью, нарежет шкуру джати узкими полосками. И резать будет потихоньку и не торопясь, со смаком. Следовательно, джати уверен, что этого не будет. И вот тут ты, мой любезный, и почувствовал запах гнили. Особенно та часть всего воняла, где джати, не особенный-то смельчак, был уверен, что он, Нутерхопер, не двинется с места, даже все поняв. Почему ж они так вдруг уверенны в этом?

И ведь не ошиблись. Вот от этого было всего поганей.

Нутерхопер налил из хрустального графина пурпурную жидкость. Поднес к губам и остановился. В кубке колыхалась кровь. Он взял графин, вырезанный и куска хрусталя, и посмотрел сквозь него на свет. Весь мир был кровавым. Кровавым был весь мир. Так, а с чего же, они, суки, так решили?