– Привет, Степаныч. Ну, раскладывай там свои бумаги, я тебе мешать не буду, работай. Говори адрес, куда ехать, и будь спокоен.

Мы с ним одинаково чтили труд друг друга. Я платил ему за каждую поездку, по договорённости, и оба были довольны сотрудничеством.

– Тебя, Степаныч, жена-то не будет ревновать за это приключение на пару с девицей? Или ты ей не сказал с кем? – ехидно улыбаясь, спросил меня он, предварительно глянув на спящую Катю.

– Иваныч, не суди, не ведая темы поездки. Твоих подколов мне только не хватало, – с лёгким упрёком и назидательно парировал я.

– Понял. Я не в своё дело влез, прости, Степаныч. Увидел какой-то тяжёлый отпечаток во взгляде у тебя, вот и спросил. Подумал отвлечь тебя шуткой от проблем, – оправдывался он.

– У кого, Иваныч, нынче может быть всё хорошо?

– У меня, – с довольным выражением на лице и лёгкой гордецой, подчеркнул он.

– Это нынче редкость и я искренне рад за тебя. А шутить я не против, но только не на личные темы, – благодушно предупредил я.

– Да, я понял. И даже спрашивать не буду, кто я тебе… – виновато пробубнил Иваныч.

– Если хочешь поговорить, давай. Но только не о моих делах.

– Ладно, Степаныч, не серчай. Давай лучше послушаем радио.

Он нашёл волну на свой вкус, а я, глядя на освещённый фарами и набегающий на нас кусочек шоссе, стал думать о своём, используя для этого полную свободу времени в дороге. Уж мне было о чём глубоко поразмыслить! Хотелось понять, почему жизнь пошла нескладно. Получилось, как в песне Владимира Семеновича Высоцкого «Две судьбы». Первая часть жизни прошла «по течению», как по учению. И было гладко, везде успешно. Но, как только я выбрал свободу, то начал спотыкаться, как слепец, словно не зная жизни.

Первую профессию выбрал не по душе, а по советам ближних, самостоятельно, после школы не видя себя ни в одной из множества. Изначально-то хотел в лётчики, но не пропустили по зрению и я растерялся. Мама для меня, в пору отрочества, была мудрым авторитетом, её советам и следовал. Но она не разглядела во мне гуманитария, отца-то я не видел уже с девятилетнего возраста. …Всё началось ещё с раннего детства. Реальность жизни меня шокировала всеми без исключения картинами. Родителями предлагалось всегда противное моей душе, а мои желания ими игнорировались. С мамой вообще вечный раздор. По её рассказам: в те времена, когда я ещё был в пелёнках, наш с ней день начинался так. Я открываю утром глаза и она с игривой радостью устремляется ко мне:

– И кто это у нас проснулся?! …– и дальше шла тирада прочих «сюси-пуси».

А я, завидя её перед собой – сразу в протестный рёв. Ребёнок до трёхлетнего возраста безошибочно видит суть контактирующего с ним человека. И я, видимо, увидел материно лицемерие. Как я позже случайно узнал, услышав украдкой разговор моих родных тёток, что, оказывается, родителям моим и не хотелось детей. Мама в то время была ещё студенткой и её мать меня, трёхнедельного, забрала к себе в деревню. Вот там для меня был рай, воля и счастье, но, к сожалению, только до трёх лет. Родная сестра матери со своим мужем даже хотели меня усыновить, пока у них не было своих детей. Я им очень нравился, но они не успели. Мать неожиданно забрала меня от бабушки в город, чтобы привязать к дому загулявшего было отца, имитируя семью. Я активно протестовал и родители, приучая меня к городским условиям, начали дрессировать. Так, на самом деле, называется привитие детям своих установок в жёстком стиле, именуемое «воспитанием». Но отец мною вовсе не занимался, по счастью. Потому что каждая из его таких, довольно редких, попыток сопровождалась насилием над моей душой. И у меня наступило облегчение, когда мать выгнала отца из дому за постоянное пьянство и загулы. А до этого они по очереди лупили меня, от души, за разные мелочи. За первую двойку, за задержку на прогулке. У меня в школьном возрасте не было ручных часов, а за солнцем я начал наблюдать и определять по нему время только в старших классах. И, индульгируя в своих романтических грёзах, мог часами неосознанно бродить по улицам и в лесопарках. Так мне было счастливо, в отрыве от гнетущей действительности. И за это получал от родителей по полной… Ещё я любил верховодить соседскими мальчишками на год-другой младше себя. Делил их на команды «русских» и «немцев». Так мы играли в войнушку, часами носясь по дворам. Мне нравилось то, что я у них был непререкаемым авторитетом. Раздавал им имена и звания исторических личностей…