– Смотри, Олег, какое шикарное место для ночёвки. Предлагаю остановиться. Дальше – сырой лес, а до следующего удобного места для лагеря по светлу не дойти, тем более – до ледника.

– А до ледника сколько ещё? – деловито и командирским тоном потребовал Олег.

– Завтра, ближе к обеду, если спать до солнечного пригрева, дойдём до него.

Более ничего не произнеся, мой хмурый спутник сбросил с плеч на мох свой рюкзак и стал распаковываться. У самой ванночки, прямо на мху, мы и поставили палатку, для которой здесь не требовалось даже колышков, ибо она утонула, как в перине.

– Предлагаю сначала освежиться в ванночке, – заявил я.

И, раздевшись донага, погрузился в обжигающе холодную ванну. Усталость от беспрерывного дневного перехода забрала проточная вода.

Олег последовал моему примеру, когда я уже готовил костёр на камнях у ручья. С момента купания мы с ним весь вечер ходили босиком по разноцветному мху, как по ковру, утопая по щиколотку и не доставая тверди. Мох при этом ничуть не страдал и поднимался через минуты до первоначального состояния. Ощущение было таким, будто сама матушка Земля берёт наши ступни в свои ладони и ласково массирует их мизерными пальчиками. Глубокий мох был сух и в середине слоя ещё сохранял тепло после дневного прогрева на солнце. Это было так кстати, после первого в этом походе марш-броска. Ноги просто млели от удовольствия. Такого отдыха после трудного дня у меня в жизни ещё не бывало.

Ещё до сумерек я успел приготовить ужин (он же и обед) и, разомлев у костра, мы, по-прежнему молча, встретили звёздную ночь. Вечер был чудный, зажигающиеся звёзды ласкали глаз. Лишь отдалённый шум реки, оставившей глинистое дно своего разлива пару недель назад и текущей теперь у подножия противоположного склона, слегка нарушал вселенскую тишину. Каждый думал о своём, любуясь космическим свечением, окаймляющим в ночное время гребни гор на границе с небом. Олег закурил свою резную курительную трубку с чёртиком, набив её заморским табаком. Я предложил ему раскурить «трубку мира», что мы с ним умиротворённо и сделали. Засыпали на моховой перине, как на пуховой, не потребовалось даже подстилать коврики.

Ночью я вдруг проснулся, словно выспался. Сквозь полотно однослойной палатки было видно, как на востоке, над противоположном склоном, начинает слегка синеть небо. Захотелось узнать: который час и сколько ещё можно будет поспать. Для этого я начал было высвобождать из спальника руку с ручными ходиками на запястье, чтобы потом, дотянувшись до фонарика, осветить циферблат.

Но не успел я даже вынуть руку, как услышал небесный призыв неземным и одновременно каким-то родным женским голосом: «Андрей!». В голосе звучал именно призыв, строгий и неумолимый, одновременно полный неизмеримой любви. Призыв был такой мощный, что пронзил всё моё тело, но в первую очередь я слышал его ушами и удивился, что спящий Олег не реагирует. Казалось, что голосом залито всё ущелье. Одновременно сквозь плотную ткань палатки, будто её и не было, я увидел исполинского роста женщину в праздничном древнерусском одеянии красно-жёлтой расцветки, в сарафане до пят. Будто сошедшая с иконы, женщина стояла на самом гребне нашего склона и смотрела прямо на меня. Она была соразмерна склону, а голова доставала зенита.

Явление было выше моих сил восприятия и я от страха отключился, так и не узнав: который был час. Проснулся, когда солнце уже взошло над горной грядой восточного склона. Олег, как истинный айтишник, пригревшись и наполовину вылезши из спальника, сладко спал ещё больше часа. Выйдя из палатки, я принял бодрящую ванну и, прогуливаясь босиком по мягкому мху, стал размышлять, находясь в выгодном, для себя, одиночестве.