Расслабив своё внимание и памятуя как ходил здесь два года назад, я, следуя единственной тропе, уверенно торил путь. Как вдруг, ничем не спровоцированное сомнение стало всё отчётливее и с каждой минутой сильнее расти в моём сознании. В чём дело – не пойму, тропа-то одна. Но она почему-то забирает всё круче в гору. «Так вообще-то не должно быть» – думал я на ходу. К тому же, на этом подъёме тропка стала похожа на парковую, городскую. Выйдя на малюсенькую полянку между деревьями, я решил сделать первый привал, чтобы отдышаться после крутого подъёма. Олег солидарно и молча согласился. Продолжения тропы после этой полянки снова не просматривалось.

С этой площадки открылся, сквозь разлапистые ветви, неплохой обзор в направлении нашего движения. Сняв рюкзак и разминая спину, я стал любоваться красотой гигантов-кедров. Впереди, меж зарослей леса, уже едва просматривались части горного пика, ослепительно блестевшие белым льдом и снегом, радующие небесной красотой и своей близостью. Опустив свой взгляд вниз по склону, я вдруг увидел далеко внизу и впереди участок тропы, по которому надо было идти… Я сразу понял свою ошибку. Это неприятно укололо моё самолюбие за легковесную самоуверенность.

Я немедленно признался в своём промахе Олегу, безучастно до этого откинувшемуся спиной на ствол дерева и смотрящему в противоположную сторону.

– Что ж ты так?! Я же на тебя всецело положился, – недовольно нахмурившись, не преминул упрекнуть меня он.

– Занесла, нелёгкая… – развёл руками я, подумав правда, что это неспроста. – Где-то я проскочил развилку, значит, по невниманию. Тропа тут хорошо набита, вероятно, потому, что люди с этой уединённой полянки, ночуя здесь, часто спускались за водой, – предположил я вполне логичную версию.

Так часто бывает: туристы находят отдалённое от тропы место для уединённого ночлега. А следующие за этой, может первой, группой, другие, как и мы, попадаются на удочку внимания к болеее протоптанной тропе. И она становится «бродвеем».

На этой петле мы потеряли около часа. Ещё через час вышли из леса на широкую и удивительно плоскую морену, оставленную отступившим при обильном таянии ледником, который теперь «бычился» на нас в полукилометре впереди. Морена была устлана однородным крупным курумником серого цвета, видно, не очень давно освободившегося из-под ледникового плена. Дойдя до её центра, где каким-то чудом из под камней росла одинокая молоденькая чахлая ивушка, Олег без обсуждений и командным тоном заявил:

– Здесь ночуем, сегодня поздно идти на ледник. А завтра пораньше надо встать – и вперёд, – и, не дожидаясь моего отзыва, вытащил из рюкзака палатку.

Моя очередь быть ведущим закончилась, и Олег воспарил в своём руководстве.

– Логично, перед маршрутом стоит лучше отдохнуть, – подтвердил я.

Слева, метрах в ста, шумел поток вырвавшейся из-под ледника «молочной» реки, а за ним – скальная грива восточного склона. Справа, в паре сотен метров, стеной, размером с трёхэтажный дом, закрывала обзор боковая морена. Выше языка ледника упирался в зенит белоснежный монумент горы. Солнце хорошо пригревало, и мы поспешили просушить до выхода на лёд свои вещи. Особенно в этом нуждались мои вибрамы. На леднике ночами зима, поэтому обувь важнее всего.

После обеда, используя свободное время, я попросил у Олега карту и схему маршрута, чтобы самому сориентироваться по абрису и самостоятельно разглядеть следующий участок маршрута. Мы же оба дальше этого места никогда не ходили. Проведя рекогносцировку и определив направление дальнейшего движения к нашему перевалу, я увидел, что путь к нему лежит через высокую стену морены, лежащую справа. За ней амфитеатром уходят ввысь волны морены уже другого ледника, поворачивая вправо и прячась за западной скальной грядой. По этой морене и надобно нам идти. А отсюда наш перевал ещё не был виден.