– Конечно! Трудно отказаться! … А как вас зовут? – искренне весело отозвался я.

– Я – Лена, а он – Владимир. Сейчас супчик будет готов. Располагайтесь! – предложила она, смелея с каждой секундой.

Вот это я успел – прямо к раздаче порций. Вот что значит – слушать свою интуицию!

Небо постепенно светлело, и я перестал искать на нём признаки дождя, чувствуя окончательное улучшение погоды. Владимир, ни разу не подняв на меня взгляда и не проронив ни слова, возился с костром. А Лена, увидев во мне непредвзятость и весёлую непосредственность, начала легко общаться со мной.

– Вот мой вклад на общий стол. И кроме горстки риса ничего у меня уже нет, простите. Я сала не ем, так что распоряжайтесь как угодно, возврата не приму! – предложил я твёрдо, достав залежавшийся его кусок, и отдал вместе с пакетиком сухарей Лене. Она приняла всё без слов.

Грибная похлёбка с сухарями была, вероятно, сытной, но не на мой вкус, зато горячей. За коротким отдыхом после трапезы, Лена спросила меня о нашем маршруте и о моих горных походах вообще, как это бывает всегда при подобных встречах. Я очень кратко обрисовал свой альпинистский опыт для знакомства, но умышленно не стал ни о чём любопытствовать сам, интуитивно понимая, что не стоит смущать их расспросами. Сами расскажут, если захотят. Владимир молчал как рыба, так и не поднимая взгляда, но и не выказывая и доли недовольства, явно приняв меня уже, как данность…

Почувствовав усвоение пищи, мы стали собираться в путь.

– Вы не против, если я пойду с вами, за компанию? Веселее будет, – предложил я, вставая от костра и предполагая то, что вероятно им и без меня не скучно.

– Конечно, идём! И веселее и надёжнее! – с подчёркнутой готовностью моментально отреагировала Лена.

Она была красивой темноволосой евреечкой, невысокого роста, моложе тридцати. Её, мягкая на вид, фигура была гармонично сексуальна. Владимир, похоже, жёстко неразговорчивый человек, выглядел моложе Лены. Он был чуть ниже меня и на полголовы выше своей подруги; своей мужской красотой, плотным спортивным сложением и манерами напоминал белоруса. По косвенным признакам у меня сложилось впечатление, что их отношения только начали развиваться. Может, поэтому он и не выказывал положительной реакции на мою компанию. А я, со своей стороны, не захотел делать джентельменских жестов, тем более, что Лена уже почти радостно привязала меня к ним.

Рюкзаки ждали ребят почему-то на другой стороне от тропы, а я свой укладывал у костра, как и остановился. И между нами, при этом, оказались десятки метров и сама тропа. Вдруг, со спины, я услышал негромкой, но утробный гик, характерный для наездников. Хоть ум мой и отказывался, но я сразу всё понял и, уже готовый к встрече с местными жителями, спокойно развернулся. Со стороны озера, откуда и мы пришли, двигалась ватага всадников. Тот звук был знаком вожака к остановке движения. Как ехали они гуськом, согласно узкой тропе, так и остановились, закрыв от моего взора ребят. Их было девять, все довольно молодые и, кроме одного русского, идущего вторым, все – алтайцы. Одеты они были по-охотничьи, но оружия при них видно не было. Остановившись дружно, спешиваться даже не собирались. Возглавлявший процессию вожак-алтаец лет тридцати, крупного телосложения, явно националистически настроен, с надменным выражением на лице обратился ко мне, не удосужившись даже как-то поприветствовать:

– Верёвку подари! …По моей земле ходишь! – возвысил он агрессивно властный тон на последней фразе.

К этому времени я уже успел застегнуть свой рюкзак. И, нарочито нагло, глядя ему прямо в глаза, приподняв с подчёркнутым достоинством бороду, я, демонстративно луща руками шишку и по-хамски сплёвывая ореховую шелуху, неспешно и нараспев ответил: