Темы нашего разговора удивительно гармонично перетекали от одной к другой. Поначалу мы делились впечатлениями о здешних местах, постепенно раздвигая географию своих путешествий. Я рассказал Лене о своих ощущениях на ледниках Белухи по её просьбе. Повествовал об экспедициях на Тянь-Шане и на Памире, о национальных особенностях племён и народов, с кем имел возможность лично общаться. Постепенно мы перешли и к обсуждению мистической составляющей путешествий её и моих. Было приятно, что наши мнения полностью сходились на любых темах. Разговор шёл почти на равных. Когда мы уже перебрали, будто бы, все «высокие» темы, Лена среди вопросов об этносах спросила и о насущном:

– Как ты думаешь, Андрей, грозит ли нам ещё встреча с местными вымогателями, подобная сегодняшней? И насколько они могут быть нам опасны?

– Встречи такие, конечно, возможны. Но в светлое время дня вряд ли опасны. Несмотря на напыщенный пафос, тюркские племена трусоваты. Но в тёмное время суток они точно будут смелее, однако, не поодиночке, конечно. Будем надеяться, что Провидение нынче избавит нас от подобных встреч, – начал я пояснять свои исследования.

– Это, вероятно, общая тенденция нашего времени – расцвет рэкета во всех сферах, – продолжила тему Лена.

– И это тоже. Но здесь стоит ещё понимать, что у всех, отдалённых от городских агломераций малых народностей, очень отличающаяся, от нашей, культура. У них не только свои обычаи, но и их взаимоотношения между своими нам могут показаться диковатыми, мягко говоря. В одном ряду у них стоят гостеприимство и ксенофобия, бескорыстность и в высокой степени чувство собственности. К земле в том числе, и личной, и племенной. Помнишь, как тот алтаец подчеркнул: «по моей земле ходишь». Значит – компенсируй чем-либо за то, что землю его топчешь. Я думаю, что в их, консервативном, сознании остаётся своеобразный феодализм, но этого никто из них, конечно не признает.

– Даже так?! Это как-то диковато… – удивилась Лена.

– Для нас это так. А для них в порядке вещей такое. В ближайшем из городов найти бомжа, уговорить себе в работники за кров, одежду и кормление. Затем: привезти к себе в глубинку, устроить, одеть мал-мальски, кормить. А за это заставлять работать столько, сколько хозяин захочет. Но если такой работник плохо работает или вообще отказывается, то хозяин его просто вывозит на трассу и бросает подальше от своего хозяйства, не обеспечивая возвращения туда, откуда забрал.

– Откуда ты это знаешь? – с некоторым недоверием спросила Лена.

– Сам слышал, и не раз, как при мне алтайцы без стеснения между собой обговаривали эту тему на вокзалах. При этом они называли любых наёмных людей рабами.

– Все такие что ли? – не хотелось ей верить в такую дикость.

– Думаю что нет, в статистику не вникнешь. Кто бы её ещё вёл?! В разных районах, тем не менее, слышатся такие разговоры, причём и среди местных русских. Но если, по предварительной договорённости, попадаешь к местным в гости, то гостеприимство может быть абсолютно бескорыстным. Особенно если гость ранее оказал хозяину хоть малейшую услугу. Но скоро наступят времена, когда местных научат монетизировать свои услуги туристам и тогда не будет больше такого вымогательства.

Так мы, без умолку, на ходу, рассуждали, оставшиеся полдня, на разные темы, включая и религиозные, и эзотерические. Ущелье постепенно расширялось, открывая нам красивые поляны с многовековыми гигантами-лиственницами, растущими на уважительном расстоянии друг от друга. Они выглядели стражниками, хранителями «заповедного» пространства, своей мощью остерегая посетителей от варварского отношения к природе. При приближении к исполинам возникало подспудное желание испросить у них позволения на проход с вежливым поклоном. А они в ответ, казалось, оценив натуру пришельца, великодушно давали «добро». …И, удобно устроившись под кронами этих стражей на очередной минутный привал, мы с Леной продолжали оживлённую беседу.