Дождик же, похоже, утвердился на всю ночь, в неспешном напоре «из мелких сит» (как в одной песне из моего детства, где поётся именно про такую ситуацию). Навес мой был настолько мал, что вытянуть ноги для полного расслабления не позволял. Но, когда засыпал, они сами вытягивались к камину, и тогда капли дождя с тента начинали мочить мне ступни чуть выше расшнуренных ботинок. От того я просыпался, сгибал колени и заодно поправлял брёвна своего камина, который грел и сушил мне обувь. Так и продремал, просыпаясь за ночь с дюжину раз. Отдых получился так себе, но всё равно я набрался сил. Чуть только небо осветилось и дождик стих, я, не теряя времени, перенёс огонь в костёр. Лишь закипела вода, как замоченный с вечера рис был уже готов. Позволив мне откушать и собраться, дождик снова зарядил, подгоняя меня в путь. Хотелось уже быстрее попасть в посёлок, но расстояние было слишком большим, и перспектива мокнуть ещё два дня не радовала. Теперь я решил уже ничего не планировать, а просто идти возможным темпом до туда, где ночь застанет, тем более, что на карте указано лишь два удобных места для стоянки на всём этом пути. И не известно, совпадёт ли начало следующей ночи с моим подходом к одному из них.

Наперекор дождевой мороси, спрятав от неё остатки сухой одежды, я опять пошёл в одной полушерстяной тельняшке, как морпех – в бой. После сидячей ночёвки моё тело заставляло останавливаться, пару раз за час, на двух-трёх минутные привалы, усталость накопилась. Но дольше рассиживаться – себе дороже, тело чрезмерно расслабляется и мякнет, идти потом становится тяжелее. Второй день я шёл через стоящий стеной реликтовый кедровый лес. Зато добавлял к своему скудному рациону кедровый орех. Этот год был урожайным, и я уже устал на ходу наклоняться за шишками. Они массово лежали прямо на тропе, уже спелые и слегка начавшие буреть. Если бы я их все собрал только с тропы, то и пустого рюкзака для них бы не хватило. Поэтому подбирал лишь особо понравившиеся, и складывал по боковым накладным карманам штанов, луща очередную на ходу. А когда карманы наполнялись, то на минутных остановках я перекладывал шишки в рюкзак, чтобы привезти сей гостинец своим домашним. К тому же, частые наклоны за ними, сбивали темп движения и это ещё больше утомляло. И тормозить, и наклоняться из-за такой мелочи, как шишка – хуже некуда для уставшего тела. А мой «конь» этого особо не любит, следуя органичным, для себя, аллюром. На коротких привалах, выбрав на ходу удобную валежину для посиделки, я успевал, хоть минуту, полюбоваться нетронутой древней тайгой, усердно луща руками шишку. Но аппетит орехи при такой нагрузке не снижали, а только, наверное, усиливали. Вот поэтому медведь ест шишку целиком.

Тропа вдоль озера шла рядом со срезом воды, поэтому была горизонтальной, без подъёмов и спусков. Зато препятствия здесь были посерьёзнее, чем на вчерашних участках. Из-за боковой крутизны склона по отношению к тропе, многовековые кедры падали верхушками к воде, в дни шквальных ветров. И эти стволы, в два охвата, почти на каждом третьем десятке шагов, перегораживали тропу, возвышаясь над ней гораздо выше пояса. Ни подлезть, ни перешагнуть, а только перелазить их можно, наваливаясь животом и грудью, перебрасывая ноги, не снимая, конечно, рюкзака. Этот участок в пять километров вымотал меня основательно, снизив скорость передвижения до двух (от силы) километров в час и возбуждая сильный аппетит, которого два предыдущих дня я не чувствовал, наверное, из-за быстрого темпа движения. Дополнительной сложностью была опасность наступить на шишку и упасть, настолько здесь их было много. Всё время приходилось неотрывно смотреть под ноги, хотя больше и не куда было, кругом стоял непролазный лес, а гладь озера лишь мелькала меж стволов, хотя отстояла от тропы на полтора десятка метров.