Пока мы спускались к краю ледовой реки, мои ступни сползали к носам ботинок и острой боли я не чувствовал. Но как только сошли со льда и стали подниматься на боковую (западную) морену, то при каждом шаге как ножом стало «резать» мои ранки на ногах. А поскольку ходим мы в такие походы не для мазохизма, то продолжать хоть сколько-нибудь это путешествие для меня окончательно потеряло смысл. И странно стало мне, что нет никакого сожаления о том, что ни один пункт нашего маршрута не состоялся: ни перевала, ни восхождения на красивые вершины.

Раньше, когда те или иные обстоятельства мешали возможности взойти на ту или иную вершину, то оставались сожаления, тянущие к ней годами. И снились не пройденные маршруты или их участки, мучая душу неосуществлёнными планами.

А сейчас наоборот, я как будто даже был удовлетворён всем происходящим, к своему удивлению. Верно, после того ночного явления что-то изменилось в душе. При этом собственные желания вдруг отошли на второй план, а обстоятельства повседневной жизни стали самыми важными. Что-то в глубине души мне говорило: «скорее домой, там что-то происходит, я там срочно нужен». Раньше я будто не слышал своего внутреннего «я». Наверное, это знание пришло из подсознания.

Мой альпинистский энтузиазм сильно «побледнел». Стало даже всё равно: дойду я до того перевала и тех вершин когда-то или нет.

– Всё! – говорю моему спутнику, – Не могу терпеть боли. Пошли на «зелёнку». Надо, чтобы подсохли и затянулись мои ссадины.

На леднике я не стал ему говорить, что поход закончен. Всему своё время. Вот спустимся на твердь земли со льда, не станет опасностей ландшафта, тогда все откровения будут уместны. А то здесь, на не вполне безопасном участке маршрута, ещё выкинет какой фортель мой непредсказуемый напарник. Интуиция неумолимо продолжала предупреждать меня об этом, и я стал ещё более внимателен к нему и бдителен.

Олег молча кивнул мне в ответ, обречённо согласившись, и совсем сник. Мы продолжили спускаться туда, откуда пришли на ледник. Я шёл ровно, своим темпом. Острой боли не было, потому что всё время вниз, к «кончику» языка ледника, с которого вчера забрались сюда. А Олег вдруг начал сильно отставать, понуро уронив подбородок на грудь. Вероятно, сам всё понял. Мне пришлось теперь всё время оглядываться, стараясь контролировать ситуацию, предчувствуя неладное всё отчётливее.

Ледник «горбился» и иногда за линией его изгиба я терял из виду своего спутника, тогда останавливался и ждал его появления. Когда он выходил их-за горизонта, я продолжал стоять, ожидая сокращения дистанции. В альпинистской практике такое не практиковалось на подобных, не опасных участках. Но в этот раз я спиной чувствовал и ждал подвоха от Олега.

Во второй половине дня мы, наконец, приблизились к крутому участку спуска с языка ледника на камни и надели на ботинки «кошки». Вооружившись ледовым молотком, я быстро спустился на курумник и с облегчением освободился от «кошек». Страховка здесь не требовалась, спуск ровный, короткий и простой.

«Теперь-то все опасности позади и можно расслабиться» – подумал я.

Но не тут-то было. Не успел я поднять взгляд на спускающегося Олега, как мне под ноги, по ледяной горке, скатился ледовый молоток и одна из «кошек» напарника. Резко глянув наверх, я в ужасе увидел его в самом начале спуска, на срезе горизонта, стоящим за счёт единственной «кошки». Олег молча и тупо глядел себе под ноги. Не теряя ни секунды, я крикнул ему:

– Не двигайся! Сейчас принесу твою «снарягу»!

Снова одев свои «кошки», взяв свой ледовый молоток и его снаряжение, я бегом, на передних зубьях, поднялся к нему. Обхватив бедолагу за талию, подал ему его «кошку» и он неспешно надел её. Затем, вручив ему его молоток, я спросил Олега: