Он делает размашистый шаг в мою сторону. А я застываю на месте, всё ещё помня момент, когда он как фокусник достал раскладной нож "бабочку" буквально из ниоткуда.

Одним резким движением вскидывает руку и засовывает мокрые стебли цветов мне подмышку.

Своеобразный способ подарить букет, нечего сказать!

Неприятные мурашки бегут по телу. А кровь от наглой выходки закипает внутри меня настолько сильно, что жар, исходящий от железного противня, уже и не ощущается так сильно.

– Надо поставить цветы в воду, – отдает указания, ухмыляясь так, словно в его голове я уже стартую на поиски вазы.

Не знаю, чем думаю и думаю ли вообще в этот момент. Но в следующую секунду я протягиваю руки вперёд, передавая противень. Видимо, Мирон перехватывает его рефлекторно, голыми руками, тогда как прихватки остаются на моих руках.

Он выдерживает не больше минуты. А когда его пальцы начинают дрожать, успев обжечься, он инстинктивно дёргает руками в попытке дотянуться до ближайшей столешницы. Форма с пирогом съезжает и начинкой вываливается на одежду Мирона.

Яркое черничное пятно расползается на сером свитшоте, слишком быстро впитываясь в ткань. А я начинаю осознавать всю глупость содеянного. Меня накрывает чувством вины. И за испорченную вещь, и в целом за причинённый вред, ведь Мирон, поставив противень с остатками пирога на стол, дует на покрасневшие кончики пальцев. Всё что я могу, находясь сейчас в состоянии ступора, так это молиться, чтобы у Мирона не было сильных ожогов.

В ответ на свой поступок я с замиранием сердца ожидаю чего угодно, но только не смиренного молчания и уж тем более неуместного прилюдного раздевания.

Мирон ловко стягивает с себя испачканный свитшот. И я подвисаю. Пялюсь на кубики пресса. Подмечаю натренированность спортивного телосложения и шумно сглатываю.

Не могу заставить себя отвести взгляд и продолжаю смотреть. Наблюдаю, как Мирон разворачивается ко мне спиной, абсолютно не стесняясь и демонстрируя себя со всех ракурсов. Расстёгивает принесённую с собой спортивную сумку. Вынимает из неё первую же футболку и не спеша одевается.

– Сведёшь пятно, отстираешь, выгладишь и вернёшь в красивом подарочном пакете.

Перекидывает свой свитшот мне через плечо и просто выходит из кухни. Едва его шаги стихают, я бегу в лондри¹, чтобы как можно скорее застирать пятно и избавить себя от маминых расспросов, которые непременно посыпятся на меня как из рога изобилия.

Не преуспев в выведении пятна, я возвращаюсь на кухню и с опаской прохожу в столовую, где за накрытым столом ожидают только меня.

Сажусь на свободное место, оказываясь напротив Мирона. Он поднимает на меня глаза и уголки его полноватых губ расползаются в издевательской улыбке.

С таким соседством мне и кусок не полезет в горло. Тем более что каждый из наших родителей пристально смотрит за своим чадом.

Вот только Мирона мало заботит даже мнение собственного отца. Он и не смотрит в его сторону. Всем своим видом показывая безразличие к тому, с кем не виделся несколько месяцев.

Начать ужин мы не успеваем, Артур Сергеевич для начала решает озадачить нас всех ещё больше.

– Завтра вас обоих ждут в деканате. Тебя, – он протягивает сыну папку, и тот нехотя принимает её из его рук. – С заявлением о восстановлении. И, тебя, Стася, с заявлением о переводе.

Приходит мой черёд вручения каких-то документов, и мне приходится привстать со стула, чтобы дотянуться до папки. Но Мирон, сидящий рядом с отцом, ловко её перехватывает и бесцеремонно засовывает свой любопытный нос в содержимое бумаг.

Я застываю на месте, не рискуя отнять то, что предназначается мне. Оторопело слежу за тем, как Мирон вчитывается в бумаги и его широкие брови удивлённо ползут вверх.