Ленка как раз протянула руку к лежавшей на журнальном столике книге. Она замерла на секунду, затем взяла ее и устроилась на краю дивана с подчеркнуто прямой спиной. Она нарочито тяжело вздохнула, сделала недовольное лицо, насупив брови, и больше всего в этот момент напоминала строгую учительницу. Я почувствовала себя не в своей тарелке.

– Что, прямо вот так сразу?! – строго спросила она.

– Что сразу? – робко уточнила я.

– Известно что! Саботаж!

Ноги мои подкосились, и я плюхнулась на диван рядом с подругой. Слезы потекли сами собой. Я не понимала, что происходит.

– Ой, – озабоченно сказала Лена, переменившись в лице. – Прости, пожалуйста. Я не хотела тебя напугать, – дрожащим голосом продолжила она. – Мы это проходили просто. Это нормальная реакция подсознания на возможные изменения. Оно нас так защищает, – уже почти прошептала она. – Сонечка, прости! Я сделаю кофе.

И она убежала на кухню.

Мне как будто стало немного полегче, и, облокотившись на спинку дивана, я дала волю слезам. Это была не истерика: слезы медленно катились по щекам, а перед глазами я видела мамино лицо.

«Как ты могла?» – думала я.

– Так-с, – Ленка с умным видом листала книжку. – Ага, вот оно!

Она положила в учебник мобильник вместо закладки, и мы сидели и пили кофе в полной тишине.

Я поставила пустую кружку на столик очень медленно, понимая, что дальше откладывать не получится, и тревога дала о себе знать с новой силой. Мне пришлось собрать всю свою решимость, чтобы начать разговор.

– Лен, я схожу с ума. Они, эти сны, все страшнее и страшнее, и каждую ночь, и это стекло… – Я начала всхлипывать.

Она обняла меня за плечи и сказала, чтобы я глубоко дышала и не плакала с закрытыми глазами. Если плакать с открытыми, то не так сильно впадаешь в жалость к себе. Я прислушалась к ее совету и потихоньку успокоилась, а подруга принесла стакан воды и салфетки. Много салфеток.

– Что ж, – сказала Лена, – сейчас мы сконцентрируемся на подробностях твоего сновидения. Хорошо было бы, конечно, его записать во всех деталях, включая цвета, количество разных предметов, эмоции. Но уж как есть. Начинай.

– Знаешь, там так страшно было, что я все-все помню! – сказала я, тяжело вздыхая, и во всех подробностях пересказала историю, начиная с как бы обычного пробуждения в своей квартире.

Лена слушала очень серьезно, не перебивая и конспектируя без остановки. Когда я закончила свой рассказ и снова начала всхлипывать, она протянула мне воду и салфетки со словами:

– Плачь, если хочешь. Только глаза не закрывай, а то мы до завтра тут будем сидеть.

– Я, кажется, передумала плакать, – вытирая слезы и печально улыбаясь, сказала я. Мысль о бесконечных рыданиях до самого утра меня не прельщала.

– Вот и хорошо, – деловито заявила Лена, – давай разбираться.

Она просмотрела свои записи, сделала несколько пометок и, повернувшись ко мне, начала:

– Так-с… Я буду рассказывать свою версию, а ты анализируй и озвучивай ассоциации. Смотри, во сне ты увидела свое обычное утро и вдруг обнаружила: то единственное, незыблемое, что ты привыкла видеть каждый день, исчезло, лишив тебя внутреннего равновесия. И отсутствие этого привычного делает для тебя видимой жизнь других людей и тебя видимой для них, и тебя это раздражает, так? Дальше ты увидела, что твой привычный мир погружен в морскую воду, которая, как мы помним, соленая.

Я начала понимать, к чему она ведет, и продолжала внимательно слушать.

– Затем ты вышла в подъезд, и то, что обычно считается безопасным, таковым для тебя интуитивно не является. И твои ожидания оправдываются, ты резко оказываешься в море…