«И что я за психолог! Я должна была предвидеть, что Молли отреагирует на побег убийцы ее матери из-под стражи. Конечно, она была совсем маленькой, когда ее мама умерла, но такое не забывается».

Однако по здравом размышлении она знала, что ее ослепляет собственное чувство вины. «Если бы не я, у Молли до сих пор была бы мать».

Кайра отогнала от себя эту мысль.

– Она успокоится, как только полицейские его поймают. – Ей не хотелось произносить имени убийцы вслух.

– Она же вернется ко вторнику, к годовщине Эммы, правда?

– Ну конечно, вернется, мам. – Кайра постаралась придать голосу уверенности. Матери сейчас она требовалась как никогда.

– Четырнадцать лет. – Мама на экране покачала головой. – Почти ровно. – Она тяжело вздохнула. – Я тебе позвоню, как только будут новости.

– Хорошо, мам. Поговорим позже.

Экран смарт-сета погас, и Кайра откинулась на спинку дивана.

У нее перед глазами снова встала красивая подарочная коробка, найденная на груди Скайлер Лондри, – ярко-розовый картон, оранжевая шелковая лента, которую сняли и упаковали в пакет для улик. Крышку сняли, а под ней…

В коробке лежала пара отрезанных кистей рук, державших настоящее человеческое сердце.

Пятница, 2 февраля 2035

07:58

Он ждет ее на автобусной остановке возле госпиталя, чуть ли не сдергивает со ступенек от радости, весь обвивается вокруг нее. Он красивый; старше ее по возрасту. На секунду мне кажется, что я совершаю ошибку, но потом я вижу ее лицо в профиль: на нем едва заметное недовольство, настороженность. Она чуть отстраняется от него.

Старик между нами с трудом слезает на тротуар. Я подхватываю его под локоть, чтобы помочь; он с благодарностью принимает помощь, и на мгновение его морщинистое лицо разглаживается в улыбке. Точно такой же, как моя, хорошо отрепетированная.

Я иду к госпиталю в плотном потоке людей, потом сворачиваю следом за моей парочкой, пока он подталкивает ее в сторонку с решительным видом. Женщины, проходящие мимо, бросают на него восхищенные взгляды. Может, дело в белом халате – наверняка они думают, что он врач.

Я бросаю взгляд на смарт-браслет, делая вид, что жду кого-то, а сам прислушиваюсь. Переминаюсь с ноги на ногу: я заметил, что, если стоять неподвижно, люди начинают обращать внимание.

Пока они разговаривают, я листаю ее фотографии, которые сам сделал: на занятиях по йоге, в спортзале, возле паба «Фермерский герб» с подружками, на работе в госпитале.

Лишь дважды я был так близко от нее: в первый раз в очереди в магазине, а во второй – когда давал ей листовку на улице. Листовки – агитацию против неравенства и нищеты – я отобрал у одного активиста, чтобы подобраться ближе к ней. В тот раз мне удалось заглянуть в ее глаза. Потом я как-то сидел в приемной госпиталя, еще один безликий пациент, и она, кажется, не обратила внимания, что меня так и не вызвали.

Но никогда еще я не был так близко к ним обоим.

– Ты подумала над моим предложением, Изабель? – спрашивает он, склоняясь к ней так, чтобы смотреть прямо в лицо, хоть она и пытается отвернуться.

Изабель.

Какое восхитительное имя.

– Пожалуйста, скажи, что переедешь ко мне! – Он уже умоляет.

Я и раньше слышал ее голос, но каждый раз он, словно прекрасная музыка, пробирает меня до глубины души.

– Мне сейчас надо сосредоточиться на экзаменах, Эндрю. После них сможем к этому вернуться. – Она кивает, как бы подтверждая свои слова. А может, пытаясь его утихомирить.

Он берет ее за руки, складывает их вместе в молитвенном жесте, и она становится похожа на статуэтку в детском доме Девы Марии. У той были такие же светлые волосы и голубые глаза, как у Изабель.