Те изумлённо переглянулись и опустили головы.

Ник был потрясён не меньше. Он замер на кровати и не знал, что ему делать. Монахи-конвоиры принялись неуклюже метаться по крохотной келье, едва вписываясь в неё своими необъятными размерами, и заглядывать в шкафчик и тумбочку, в которые едва ли мог поместиться годовалый ребёнок, а не то что двенадцатилетний отрок!

Ника разбирал смех: он еле сдерживал накатывающие спазмы хохота, которые вот-вот вырвутся из-под контроля. Один из монахов, совсем сбитый с толку нелепостью поставленной перед ним задачи, уселся на кровать вплотную с Ником и в отчаянии схватился за голову обеими руками. Другой залез под кровать и долго там приходил в себя, пока до него не дошло, что своей тушей он раздавил мышь. Монах вылетел обратно, крепко выругавшись. Вытянув из-под Ника одеяло и подушку, конвоиры окончательно убедились, что ни на кровати, ни под кроватью, ни в шкафчике, ни в тумбочке дерзкий отрок не обнаруживается, и вмиг поняли, кого на самом деле сегодня принародно выпорют. Обречённые, они покидали келью, медленно пятясь к выходу и обводя её недоумёнными и полными суеверного ужаса взглядами.

Ник торжествовал, глядя на своих тюремщиков в упор и не получая от них ни единого знака в ответ. «Спасибо Вам, милые Ангелы-Хранители! Спасибо Тебе, Господи! Вы спасли меня!» – всё ещё с трудом веря произошедшему, шептал Ник и бесконечно крестился.

Шестеро монахов расположились в высоких креслах за невероятно громоздким круглым столом. Шёл экстренный совет. Владыка Плеон, восседавший на своём троне чёрного бархата, был вместе с троном сейчас выше всех присутствующих. Он, нервничая, буравил взглядом каждого сидящего – был бледен – и скрипучим осипшим голосом произнёс:

– Начнём, братья! Я созвал всех вас по одному архиважному делу, касающемуся нашего с вами будущего! Будущего нашего монастыря! Вчера я обнаружил пропажу рукописного документа ценности неимоверной. Его пропажа для всех нас означает начало краха нашего господства в монастыре и – в известной степени – за его пределами. Крах! Вы понимаете?! Крах! Крах!

Плеон произнёс последние слова, прокаркав, как старый ворон перед грозой.

– Нет, вы не понимаете, братья! – сверкнув выцветшими радужками когда-то стальных глаз, окинул он взглядом вмиг окаменевшие под его тяжестью физиономии братьев. – Если рукопись попадёт к нашим врагам, вы отдаёте себе отчёт в том, что с нами со всеми будет? А я думаю, что именно враги завладели этим неимоверным сокровищем! Кто был вчера утром назначен убирать мою келью? – как-то особенно, на визжащих истерических нотах, владыка Плеон пропищал сорвавшимся беспомощным голоском.

Воцарилось всеобщее молчание. Тишина давила на уши, спрятанные под длинными прядями распущенных волос. Монахи понуро повесили головы, затем как по команде вскинули их одновременно, устремив взоры на говорящего. После некоторой заминки брат Анил Гремучая Змея процедил сквозь зубы:

– Подкидыш Ник…

Сбуробив складки на лбу, владыка Плеон, казалось, сфокусировал во взгляде весь запас гнева, клокотавший в недрах его тщёдушного существа, и со всей мощью разразился, как грозовая туча, градом эмоций:

– Обыскать его келью! Затем пожизненно замуровать в Астусе! Пожизненно! И больше никаких приёмышей! Слышите! Никаких! Провести расследование! Все, кто хоть слово произнёс с ним со вчерашнего дня, – в Астус! В Астус – пожизненно! Информация не должна пройти за стены монастыря! Это смерть! Это наша, моя смерть!

Владыка Плеон, плюясь, выкрикивал фразы то словно сиплым кукареканьем, то, срываясь на цыплячий писк. Он встал на специально приделанную ступеньку кресла-трона и размахивал обеими руками в широких рукавах рясы, как коршун, готовящийся подлететь и заклевать свою жертву. Наконец он выдохся и, обессилев, сел, откинувшись на спинку кресла, и долго сидел так, закрыв глаза.