– Что бы руки у вас отсохли, на мать их поднимать!

Тимофей стоял уже у ворот, встретил её, придерживая за плечи отвел в баню. Помог отмыть грязь, принес свои вещи, что бы она переоделась в чистое. Вечером успокаивались, приходили в себя, забывали обиды. Заваривали душицу, жарили оладушки и пили чай во дворе, отгоняя комаров друг от друга.

Сын Настасьи, через неделю после скандала, уехал в лес, за дровами и, не удержав бензопилу-повредил правую руку. Врачи делали всё что могли, но мужчина так и не смог больше полноценно двигать ею.

По деревенским меркам, Лида была уже в солидном возрасте – тридцать два года. С замужество и детьми не получилось, уже три года как она переехала от мужа, обратно к матери.

Михаил на каждом шагу твердил, что выгнал жену из-за того что не могла родить ему детей, но односельчане знали, что Лида побила его перед уходом и сама собрала вещи. Просто молчали, что бы не разозлить женщину. Такая дама любого может ударить за просто так. А слухи которые муж распускал Лида не опровергала. Доля правды там была.

– Ой дочка… Характер у тебя не сахар! Ты у меня вон какая красивая, видная, да мужики боятся к тебе подойти, не кулаком, так словом ударишь так, что-хоть стой, хоть падай.

– Да леший с ними, с мужиками. Жалко, что детей не могу иметь. Так мечтала о сынишке. Каждое утро просыпаюсь и представляю: вот был бы у меня сынок, разбудила бы его сутра, на руки взяла бы… Я и замуж-то вышла из-за этого. Не судьба.

Лида грустно завтракала пятью яичками с хлебом, посыпанным зеленым луком, запивала кружкой молока и шла на ферму, где работала дояркой. С тоской смотрела на домохозяек, что сидели дома с тремя, а то и с пятью детьми, завидовала их счастью, их синякам под глазами, от недосыпа.

У Николая померла вторая жена. После родов еле встала, ходила вся бледная, хилая, да и слегла. Почти год непонятная хворь мучила молодую женщину, а потом и вовсе забрала.

Поговаривали, что мать Николая, Еремеевна, с черными силами водиться – обоих невесток в могилу свела, то ли порчей, то ли отравой какой. Остался мужик с двумя ребятами на руках, одному – четыре года, другому – только вот годик исполнился.

Лида, как только прознала про это, пошла после работы к Николаю в дом. Пришла как есть, в переднике, да в будничном платье постучала в ворота. Николай вышел с топором в руке-крупный, под два метра, смурной, молчаливый. даже не поздоровался, взглядом, кивком спросил, мол, чего надобно?

– Николай, про беду твою узнала. Ольгу жалко конечно, но мальчишкам без женской любви худо будет. Да и тебе тяжело. Мать-то у тебя уже не молода. Если надумаешь-скажи, замуж за тебя пойду. Мальчишек-как родных буду любить.

Мужчина несколько минут смотрел вдаль, поверх Лиды.

– Ты пока ответ не давай, сгоряча, подумай, хорошо?

Николай кивнул и зашел во двор.

Мама Лиды, как только услышала от дочери, что та сама к мужику ходила в дом-схватилась за голову.

– Какой позор! Скажут, вот ведь как замуж охота – сама пошла предлагать.

– Цыц, мать! Мне бог не дал сынишку, а тут их двое сразу.

– Ты хоть понимаешь какого это, чужих детей растить? А не примут тебя, что делать будешь?

– Примут. Я их полюблю, а дети чувствуют всё.

– Ты хоть знаешь, про свекровку будущую твою, Еремеевну, что болтают? Уморила она жен Колькиных. Он хоть и богатырской силушки, да матери своей наперекор ничего не говорит, чтит её, не то что некоторые!

Женщина с обидой глянула на дочь.

– Не боюсь я её. Сыновья там мои, сердцем чую.

На второй день был, с самого утра, к дому Лиды приехал на лошади запряженной в телегу, Николай. Лида была уже готова, обняла мать, покидала мешки с одеждой и поехала в новый дом.