Мы подошли к реке, мистрис Саммертон облокотилась на грубые перила моста, давшего название городу, и ветер, задувая со стороны Рейнхарроу и Пеннинских гор, пробуждал гулкое эхо под его арками, покрывал рябью бегущую воду, принося с собой опавшие листья и ветки, запах угля и грязи. Сухие лепестки букетика шевелились и шуршали.

– Хотела бы я подыскать слово получше, – проговорила она, – чем «соболезную».

– Плевать. Это бессмысленно. Все бессмысленно.

– Говори, что хочешь, Роберт, но не навреди самому себе, поверив в это.

Я сглотнул. Глаза слезились от ветра. Затем мистрис Саммертон повернулась и обняла меня. Она показалась большой, когда я зарылся лицом в кожаный запах ее пальто. Я почувствовал тепло и защиту, и на мгновение реальность растаяла. Я парил, исцеленный, в иной Англии, где была полуденная тишь, и чудеса за чудесами, и белые башни… Я отступил, изумленный тем, что по-прежнему здесь, на этом самом мосту, где ветер и река.

– Роберт, если бы мы могли сделать эту землю лучше, чем она есть, – сказала мистрис Саммертон с улыбкой, – по-твоему, за столько веков мы бы этого не сделали?

Старушка достала из кармана глиняную трубку, и я некоторое время наблюдал, как она пытается ее раскурить, повернувшись спиной к ветру, – мне часто доводилось видеть, как мужчины, возвращаясь с фабрик, делали то же самое, тратя спичку за спичкой, пока, наконец, в чаше не вспыхивал огонек. Сам вид того, как мистрис Саммертон силилась справиться с этой задачей, вызвал у меня приступ разочарования. Что же она за существо, если ей не по силам такой пустяк? Неудивительно, что она не сумела спасти мою мать.

Мы перешли мост и двинулись в путь по противоположному берегу реки, вдоль полузатопленного луга. Белые птицы, которых в Брейсбридже называли сушчайками, кружили над бурлящими водами Уити.

– Знаете, – сказал я, – в таких, как вы, я всегда верил. Зато сомневался в существовании Норталлертона. Моя мать действительно была подменышем?

– Мне не нравится это слово, Роберт. В следующий раз ты и меня так назовешь. Или ведьмой, троллем, фейри.

– Но фейри не существуют… а вы здесь.

Она улыбнулась, а затем нахмурилась под сверкающими стеклами очков, и коричневые морщины, проступая из теней, рассекли ее лицо.

– Знаешь, я даже это иной раз подвергаю сомнению. Взгляни, как здания в Брейсбридже поднимаются и опускаются, как преображаются вспаханные поля в ожидании смены времен года – и почувствуй этот пульс! Всю эту страсть, энергию и усердие! Моя жизнь расплывчата, Роберт. Я постоянно ощущаю хрупкость реальности. Она пронизывает мою плоть. В Редхаусе я чувствую себя старой собакой в пустом доме, которая рычит и лает на тени…

– Наверное, это ужасно.

– Быть может, время от времени. Но, поверь мне, несмотря ни на что, этот век лучше многих других с точки зрения того, когда стоило бы жить. Меня не закидали камнями и не сожгли – во всяком случае, пока, – и у меня есть мои маленькие развлечения…

Пока мы шли под колыхающимися деревьями по берегу быстротечной Уити, мистрис Саммертон рассказала мне о своей жизни. Она родилась, насколько могла припомнить, почти сто лет назад, в начале Нынешнего века, хотя точные обстоятельства ей были неведомы. Когда мы остановились рядом со старым деревом, она сняла очки. В сумерках займищ ее глаза казались ярче, чем когда-либо. Мягкие карие радужки пылали, а зрачки были дырами, за которыми простиралась бездонная тьма. Она даже позволила мне прикоснуться к лицу и рукам. На ощупь они были как пергамент или сухая бумага.

– Возможно, теперь, когда я стара, мой облик уже не кажется таким странным. Когда люди меня замечают, они думают, что я просто усохла от прожитых лет. Но в молодости я выглядела почти так же. На самом деле, насколько мне известно, я всегда выглядела именно так. Значит, все случилось до моего рождения или вскоре после него. У Гильдии собирателей есть для моего недуга – как и для любого другого – латинское название, и, похоже, случившаяся со мной перемена наиболее распространена – хоть слово и кажется неуместным – среди снабжающих печи Дадли углежогов из лесов, что лежат в направлении Уэльса. Не правда ли, такое ремесло не кажется связанным с эфиром? Да и с гильдиями тоже? Но факт есть факт, и любое заклинание может обернуться против заклинателя.