Нет, с этим непростительно свыкаться.

Недостойно человека к этому относиться с пониманием.

И я всё-таки попробую бороться с моими мучителями.

Достояние моей семьи – это небольшой участок земли, скромный яблоневый сад по его краям, огород и маленький дом с плоской крышей и с почти примыкающей к саду застекленной верандой – их отделяет друг от друга только узкая дорожка, мощенная плиткой квадратной формы.

Мое достояние – это преданность семье и уважение к гармонии места, которое разрешает нам всем – мне и моей семье – заботиться о благоденствии того, что нам было позволено накопить.

Мое достояние – это еще почтение, оказываемое членами моей семьи тем неудачам, которых я сумел избежать за время растраты своего достояния. В принципе, я могу позволить себе утверждать, что мое негласное достояние – это изворотливость и сноровка. Они и есть иммунитет от поражающей основательности неудач.

И когда-нибудь бремя пользования нашим общим достоянием я возложу на своих детей и внуков. Но пока еще не наступило время отворачиваться от дозволенности пользования и садом, который всегда с охотой радует нас своей плодовитостью и прельщается искренностью нашей благодарности, и землей, которая проникается единодушием к тому, что я создаю на ней для себя.

Я нередко пытаюсь понять, в какой момент и при каких обстоятельствах моя судьба совершила внезапный пируэт. Вся моя жизнь принадлежит деревне, деревенскому быту и укладу и в меньшей степени, наверное, людям, поскольку, чтобы принадлежать именно им, надо хотя бы относиться к ним бесстрастно. А на моём лице не прочитаешь даже бесстрастия. Это не признак моей отстраненности, а лишь поглощенность волнением за интересы близких мне людей.

Моя судьба принадлежит деревне, именно здесь мне подарили жизнь – я сделал первый вдох и сразу ощутил вкус воздуха места, которого не смогу покинуть.

Здесь, в деревне, я мужал, набирался ума. И тут Бог свел меня с моей нынешней женой, здесь же мы обзавелись детьми – мальчиками-близнецами.

Лично мое достояние – вкладывание своего здоровья, жизненных сил, и наконец, ответственность за что-то. И оно, скорее, нечто, отчего меня не изнуряет чувство пресыщенности. Меня не пресыщает однообразие заботы о своем достоянии. Я не растрачиваю его, поскольку всякое желание растраты исходит от неумения справляться с ответственностью или неумения удерживать в своих руках что-то. Я не хочу растрачивать свое достояние – мне не нужна пустота его отсутствия и нависающего впечатлеия, что, кроме него, на самом-то деле ничего не было и уже не будет.

Мое достояние и то, как его можно было бы оригинально растратить, – это, к слову, еще раз подчеркивает его принадлежность моим потраченным силам, а меня лично – его полноте.

Мое личное достояние – это земля и то, как усердно я ее освобождаю от сорняков и как бережно обхожусь с плодородием самой почвы. Эта церемониальная подготовка – и все правила ее соблюдения – назойливость – но такая назойливость, о которой нельзя догадаться.

Мое личное достояние растратить сложно – это ничем не истребимая симпатия к атмосфере уюта домашнего уклада.

Наше общее достояние – тут, как бы ни отказывался я причислять его к основной массе, всё же позволю себе это сделать – может однажды полностью и безвозвратно быть растрачено. Исчезновение нашего достояния – как я, по крайней мере, это вижу – это утрата таланта с достаточной доходчивостью вещать о нём как о выдающемся богатстве, которое всегда знает, когда может быть востребованным. В новых обстоятельствах оно может стать слишком уж внушительным, чтобы помнить о каждой его мелочи.