Ружица выступает вперед, упирает «руки в боки» и сварливо произносит: «Кто бы молвил, Кропотка, а тебе-то помолчать лучше, твой-то, твой-то Шемяк – бубнилка косоротая, картавый: «Клопотоцка, класавица, ладость моя! Пилазок с блусницкой!» – передразнивает Ружка. Девушки заливаются хохотом теперь уже громко.

– Ах, ты – маленькая дрянная козявка! Вот я тебя сейчас! – гневно шипит вся малиновая Кропотка.

– Только поймай сперва! – усмехается Ружка.

Ее взрослая противница смотрит пару мгновений, зло сопит и, вдруг, хватает из таза ручник (полотенце), мигом его скручивая. Вооружившись, она кидается на обидчицу. Та не убегает далеко, а юркает за спину Гордея, прикрывшись им, как живым щитом.

Ружица ловко уворачивается, бесцеремонно хватаясь за одежду воина. Кропотка пытается обойти ее с какой-нибудь стороны. Ружка посмеивается, кричит девушкам: «Видали? Вот, как парнями вертеть надо! Смекайте!» Те уже не смеются – хохочут. Гнев Кропотки быстро улетучивается, и она уже просто дурачится, пытаясь со смехом, впрочем, достать ручником Ружку. Внезапно, «живой щит» заговаривает басом: «Ой, ты Кропоточка – земляничка-ягодка, обнималась ли когда, млада, с водянничком? А ну испробуй! Пред тобой сейчас не Гордей – гридень княжеский, тот на дне речном мною утопленный, пред тобою ведь сам Мокрыня Затонович в его облике, перекинутый. Сколько можно вам красным девицам полоскать белье у меня в реке все без откупа. Расплатись со мною, Кропоточка, обними меня, моя желанная!» Он, вдруг, делает страшное лицо, как у утопленника, и идет, весь трясясь, раскинув руки, глядя безумными глазами, прямо на девушку. Та с визгом пускается прочь. Шутник принимает прежний вид.

Девушки больше не в силах смеяться. Они со стонами держатся руками, кто за животик, а кто за разрумянившуюся щечку.

Славушка весело смотрит на Гордея и вдруг замечает у него на шее «гусиную кожу»: «Ой, что же сие мы? – говорит, вдруг, она, подавляя смех, – так молодца заморим совсем! Он иззяб поди! Водица же студенющая, а он мокрый весь. Так и захворать недолго! Надобно нам поспешать, вот, что! Пойдем, молодец, я тебе сухую одежду дам – дедову – сие первое дело! Ружка, печная ездова (лежебока), довольно озоровать, подсоби лучше! Даша, дополощи, что осталось, а готовое сейчас мне давай, я домой захвачу (Славушка берет у Дарены таз с бельем и отдает его Ружице)». Свободной рукой (в другой, упертый в бок, еще один таз с чистым бельем) она решительно берет парня за руку и влечет за собой. Ружа семенит сбоку, неся тазик с прополощеным. Идут в горку быстро. Когда отходят подальше, девчонка спрашивает на ходу запыхавшимся голосом:

– Славушка, – чью же одежду ты собираешься дать дружинному?

– Известно чью – дедову! Он и ростом, и статью такой, как сей молодец.

– Ох, Славушка, сестрица моя горемычная, ты часом не хворая?

– Здорова я, здоровьем хворая, а ты пошто спрашиваешь? – отвечает, тоже запыхавшаяся от быстрой ходьбы, девушка, торопясь и прибавляя шагу по тропинке, что идет от реки к селу.

– Очами, ты, стала скорбная! Ничегошеньки не примечаешь… – Ружка притворно вздыхает.

Славушка останавливается, смотрит растерянно на сестру, потом на своего спутника. Проходит несколько мгновений, прежде чем она, наконец, рассматривает, во что он одет.

– Господи, Боже! – восклицает она, – ладно, оденем молодца пока в батино. Маловато, правда, будет! Ну, сказывайте, что приключилось? Небось, Ружка набедовала! Эх, Ружка-побрякушка, плачет по тебе батин ремень, горькими слезами заливается!

Ружица, насупившись, произносит сварливо:

– Стало быть, как ты – белье в реку упустила – то ничего. Дружинный вон, по твоей милости с головы до ног мокрехонек – так, то, значит, ерунда, кошка наплакала. Когда же я…, тоже кое-что упустила, тут все – «Ружка набедовала!» – девчонка всплескивает одной рукой и шлепает себя по худому бедру.