– Давно ли?
– Да уже второй день, с тех пор как тебя узрел!
– Да, срок немалый…
– Вета-Ружица, а выходи за меня замуж?
– Ведала я, что ты шутник, ноне в том убедил меня окончательно.
– Не до шуток теперь мне, потому как люблю тебя, краса ненаглядная!
Что такое любовь? Все об этом знают, но никто не может сказать, объяснить, что это такое. Может, это густая ширма снегопада без ветра; девушка-снегурочка из сказки, не смеющая поднять длинных ресниц; может, невесть откуда явившийся витязь, может, из мечты? Горячие слова, горячий румянец щек, горячий первый поцелуй в полу-беспамятстве невинной девочки. Теплота, нежность, когда глаза в глаза. Счастье и знание, что это теперь навсегда. Сброшенные рукавицы и сцепленные пальцы, объятья…
Сладкая истома течет тонкими золотыми струйками в две души, как в два бокала. Отчего волшебные искорки разлетаются и делают все вокруг радостным, счастливым и прекрасным.
Санко провел в гостях у Осмола пять дней, начисто позабыв о службе, ждущей матери, вообще обо всем, что еще недавно занимало его мысли и казалось значительным.
Он был пробужден ржанием застоявшегося собственного коня из конюшни, почуявшего хозяина. Витязь очнулся и понял, что пора ехать…
Тот же всадник, тот же конь ходко скачут по замерзшей, словно кованной из серебра, дороге. Но нет, всадник иной, изменившийся. На душе его теперь ликующая радость и желание своротить горы, чтобы поскорее приблизить венчание с любимой. Ее мысленный образ сопровождает парня, летит на фоне мелькающих заснеженных деревьев. Этому образу губы влюбленного шепчут: девочка-радуга, девочка-чудо, жемчужинка, милый котенок, нежная, словно цветок лилии, ненаглядная…
Служба
В заре кровавой день предстал,
Зверье бежит, уносит ноги.
Как туча движется чомбал*
В набег по Муромской дороге!
Окрестные леса дрожат
От поступи тысячекопытной,
А город ужасом объят,
Там шепчут Господу молитвы.
От встречных щурятся ветров,
Раскосые глаза чомбала.
Так много ненасытных ртов
Орда степная нарожала!
Набат зовет, набат звучит,
И слышат крепостные стены,
Как с пылью пополам летит,
Вой страшный, хищный, вожделенный!
Ворота настежь и навстречу,
Молитвой женскою хранима,
На смертный бой, на злую сечу,
По трое в ряд, спешит дружина!
Текут на славу, или тлен
Железные, потоком, капли,
А женские глаза со стен
На алые взирают мятли**.
*Чомбал – татарский конный отряд.
**Мятль – мужской легкий плащ русича.
Одинокая Ружица сидит у открытого окна, пригорюнившись, подперев кулачком щеку, глядит на дорогу, идущую из села в сторону леса, на опушке которого растут березы.
Такая уж доля женская: встречать, да провожать, из похода мужа ждать, ждать, ждать. Без него детей растить, у окна о нем грустить. Тяжко! Но тут придет утешитель-мурлыка, выгнет спинку, сделает пушистый хвост трубой, потрется о ноги. После прыгнет на колени, свернется там теплым, серым клубочком-коточком и заведет мурчальную песенку. Тогда руки сами станут гладить шелковую шерстку и печаль на время отступит.
Такая уж доля мужская: скакать на сером в яблоках коне на службу, на дальнюю заставу, на засеку пограничную. Свистит встречный ветер в ушах, тугой, холодит разгоряченное лицо, от его долгого дыхания слезятся очи. А в голове дума, воспоминания: недавнее прощание с молодой женой, ее зеленые, мокрые от слез очи, рыжие волосики годовалой дочурки и ее белое, милое личико.
Один раз Санко не утерпел. Он замедляет бег своего коня, лезет за пазуху и вытаскивает оттуда деревянный змеевик (старорусский аналог медальона), на крышке которого вырезана березовая веточка, а под крышкой два отделения. Там в одном – локон рыжих волос (дочки), а в другом – локон русых волос (жены Ружицы).