Ты, брат, не обижайся. У нас у всех есть прозвища. Санко, вот, на Жало отзывается, а меня, хочешь Башкой зови!

Санко так прозвали, потому что до службы он был бортником и имел дело с пчелами. А еще за то, что с мечом управлялся лихо. Жалил его клинок супостатов немилосердно. Прозвище Гордею дали из-за страшной раны на затылке. Кто-то из гридней, спросил его после ранения: «Как башка-то, воевода?» – а он ответил: «Ничо, она у меня крепкая!» – к тому же сильна была эта башка на всякие военные хитрости.

– Я, коли не Веснушка, так с четырьмя сотнями бойцов к ним в логово и не сунулся. Сидел бы на засеке промеж двух болот, да муромского князя дожидался. А ну, как князь муромский не поспеет? Тогда татарва разметает засеку нашу по бревнышку. Ведь их супротив нас вдесятеро будет! Засеку пройдут, стало быть, и болота минуют – ищи-свищи их грабастиков тогда по всей Руси! Теперь же мы тут пошумим маленько и князю поболе сроку дадим с подмогой подойти.

А с таким провожатым ничо не страшно. Ты, Санко, приставь к нему двух бойцов из своей сотни с крепкими щитами, чтоб оберегали от шальной стрелы.

– Уразумел сие, сделаю!

– Теперь, Веснушка, поведай нам еще раз, что мне давеча сказывал.

– В набег на нас идут три хана, три родных брата. У старшего под началом две тысячи воев. У других ханов – по тысяче. Всего, стал быть, четыре тысячи сабель. Войска по пути растянулись зело. Здесь передовые – сотен девять-десять. Ждут остальных. К полудню соберутся все. Тогда и выступят на Муром. Пятьдесят верст, что до града осталось, мыслят к вечеру одолеть. И, коли выйдет – со скоку город взять!

– Ну, сие мы еще поглядим, кто, где к вечеру будет – говорит Гордей насмешливо и тут же продолжает ласково, – соколик, удалец ты, Веснушка, парень не промах! Хорошую службу сослужил ты отчине и князю! Он сего не забудет!

Между тем из лагеря степняков, который находится не далее, чем в полуверсте, доносятся громкие голоса. Чаще других можно слышать два слова: каурдак и кыстыбый.

– Что за каурдак и кыстыбый такие? – спрашивает воевода у проводника.

– Каурдак – сие промытые и зажаренные с луком внутренности коня, а кыстыбый – лепешки с кашей.

– О чем еще говорят сии пожиратели конины?

– О бабах говорят. Хотят попробовать муромских девушек.

– Вот скоты!

Пока происходит этот разговор, татары образуют широкий круг, где обнаженные до пояса, соревнуются разбитые на пары борцы. Всех побеждает могучий воин с черной повязкой на месте левого глаза.

Молодой, татарин в богатом красном с золотым шитьем халате, видимо хан, хлопает в ладоши. К одноглазому победителю подводят каурого коня. Борец кланяется хану, благодарит, прижимая руку к сердцу.

– Хан Тагай, хан Тагай, – кричат все вокруг. Видимо это имя подарившего коня.

– Тагай, – шепчет сам себе Гордей. Вот и свидеться нам довелось. Должок к тебе, татарче, имеется, надо бы его взыскать.

Вдруг со всех сторон раздаются крики: Умбет! Умбет, айляндыр!

– Умбет, покружи! – переводит Веснушка.

Два степняка приносят длинную жердь с прибитыми к ней поперек четырьмя короткими жердочками. Одноглазый Умбет кладет ее себе на плечи, так, что середина деревяшки приходится на его мощную шею. Вдруг, он садится на корточки. Тут же четверо борцов, бывших его соперников, садятся на приколоченные к палке жердочки. Пока что их ноги упираются в землю. Хан хлопает в ладоши – Умбет осторожно встает во весь рост, поднимая, таким образом, всех четверых (они, пригнувшись, двумя руками держатся за поперечины)! Он идет с тяжкой ношей на середину круга и там начинает кружиться на месте под хлопки и выкрики зрителей.