Муж, угнетенный моими обвинениями, замкнулся, вцепившись в руль и остановившимся взглядом уставившись на дорогу, отказывался говорить. Его молчание, то есть отсутствие признания своей вины и раскаяния в виде слов, я расценивала как безразличие. Наконец, он, не глядя на меня, выдавил:

– Что именно ты хочешь от меня услышать, какие конкретно слова?

– Не знаю. Но я сержусь на тебя, я разочарована, и эти эмоции не исчезнут сами собой, если мы не объяснимся друг с другом, понимаешь?

Молчание. Я уже делаю глубокий вдох, чтобы продолжить свой монолог, как он вдруг начинает говорить:

– Я очень сильно переживаю из-за того, как все сложилось, прости меня, пожалуйста! Я почти ничего не соображаю от страха за Тимура, зай.

Я тогда сдала этот злополучный тест на следующий день и через полтора дня увиделась с сыном. Мне нельзя обезуметь от страха, я обязана сохранять здравомыслие.

***

Каждая новая толика информация насчет состояния Т сбивает с ног мощной волной – страх за него лишает последних остатков самообладания, и я плачу. Сегодня не могу призвать себе на помощь усилие воли, как ни стараюсь. А еще не могу, как раньше, отстраниться от этой информации – начинаю принимать все слишком близко к сердцу, потому что нервы все тоньше. Надеюсь, завтра будет легче, ведь моему мальчику нужна уверенная мама, уверенная в том, что он здоров и мы скоро поедем домой.

Со вчерашнего вечера Т стал очень беспокойным – как только проснется, сразу начинает кричать, даже не плакать, а орать во все горло. Я очень переживаю из-за этого, сержусь, не на него, а на ситуацию в целом и на себя, потерявшую способность держать себя в руках.

Есть Т стал гораздо хуже, съедает полпорции и тут же засыпает, а когда стараюсь докормить – срыгивает. Я сегодня с утра опять рыдала мужу в трубку, говорила, что больше так не могу. Мне стыдно за эти эмоции, но он, наверное, прав – держать их в себе не стоит, нужно и выговориться, и выплакаться. Но чаще я выбираю пока сжать зубы и потерпеть, настроиться хотя бы на волну спокойствия и адекватного восприятия происходящего, если не получается на позитив и дистанцирование от не совсем радужных прогнозов. Раньше новая информация пугала и расстраивала, но я же имела в себе силы и рассудительность все разложить по полочкам. И оказывалось, все не так страшно. Почему же сейчас все перемешано и постоянно крутится в голове?

Вчера вечером я с какой-то нечеловеческой тоской подумала – а вдруг это никогда не кончится? По моим ощущениям наше с Т странствие по больницам и жизнь в палатах продолжается уже целую вечность, и что если новые обследования потянут за собой другие обследования и т. д. что если моя жизнь превратится в бесконечный день сурка, состоящий из кормлений и переживаний. Поделилась своими опасениями с мужем, лучше не стало: он признался, что иногда на него наваливается такой жуткий страх, граничащий с паникой, что он не знает, куда от него деться. И тогда он звонит мне, и все страхи понемногу рассеиваются, беспокойство не уходит, но становится легче.

Кардиохирург рассказал мне о диагнозе Т. Я растерялась, хотя ничего нового в общем-то не услышала. Но все равно резко перехватило горло, затряслись руки, я без сил опустилась на кровать. Все же получилось взять в себя в руки, усилия хватило ровно на время присутствия врача.

Следом за врачом ко мне заглянула психолог. Я немного выговорилась с ней, отвечая на ее вопросы – вроде бы стало легче. Психолог сказала: послеродовую депрессию никто не отменял, поэтому мое состояние определяют не только усталость и стресс, но и гормональные изменения.