– Дело-то молодое…

И тело молодое. Не для такого, как я. Хоть мошонка и сжимается от её близости, да только не место такому, как я, ни в её постели, ни в её жизни.

– Не гони, дед. Девчонка совсем. Лизки моей ровесница.

Дед удивлённо вскидывает брови, и я осекаюсь.

Ну точно сам не свой! Эк меня прибило, что совершенно не соображаю, чего несу.

Мы идём в сторону маяка и больше не обсуждаем этот бред.

Да только я уже не могу отыскать в себе былого спокойствия. И не смогу, пока не отправлю девчонку как можно дальше от себя.

Вглядываюсь в тёмный горизонт, пока старик проверяет исправность приборов. Здесь, на маяке, всё иначе. Словно ты прикасаешься к чему-то большему, постигаешь тайный смысл бытия, отодвигаешь границы разума. Так всегда было. Теперь же я силюсь понять, как справиться с ниспосланным испытанием моих убеждений.

– Скажи, дед Иван, ты действительно веришь в судьбу и знаки?

– А это с какой стороны посмотреть, Егорушка, – кряхтит Никанорович за спиной. – Однажды мы с твоим отцом вышли в море на лодке, порыбачить, значит. Часа три прошло, я ему и говорю: «Гена, глянь-ка, мне кажется или на небе два солнца?». Отец отмахнулся: «Паргелий», но буквально через пару мгновений повернул голову в сторону солнца и сказал: «Домой надо, Иван. Танька моя рожает.».

Старик переключает тумблеры, зажигая фонарь – так мы с детства кличем маяк, – и продолжает:

– Так и случилось. В тот день вы с Русланом родились. Был ли это знак? Судьба? Провидение? И что бы произошло, если бы отец не распознал? – я вздрагиваю. – Хочешь – верь, хочешь – не верь, но так оно и было. Два солнца на небе светило в день, когда вы с братом появились на свет. И только они подсказали отцу, что надо торопиться.

Никанорыч подходит и становится подле меня.

– А ты, Егор, разве не чувствовал ничего… тогда? – тихо спрашивает у меня.

Мне нечего ему ответить. Даже под страхом смерти я не хочу возвращаться в день, перечеркнувший мою жизнь жирной чертой.

«До» было счастливым. Я любил. У меня была семья.

«После» я лишь мечтал сдохнуть побыстрее, но тот, веру в кого я потерял в злосчастный день из далёкого прошлого, не торопился прибрать меня к рукам.

– А сейчас ты что-то чувствуешь? – спрашивает дед Иван.

Помимо тяжести в паху?

Я задумываюсь. Чувствую, что не к добру такое соседство. Чувствую, что от девчонки нужно избавиться. Да только…

– Не торопись, Егор. Обдумай всё взвешенно. Беда с ней приключилась, Егор. Поэтому и не ищет никто. Возможно, что и некому. Возможно, и податься ей некуда. Дай ей прийти в себя, разузнай всё обстоятельно, а потом решай. Девочке нужна была помощь, и судьба привела к ней тебя. Но и тебе нужна помощь, сынок. Как знать, может, судьба просто столкнула вместе тех, кто может помочь друг другу?

Мне не нужна помощь. Ни помощь, ни компания. Но я не хочу в очередной раз доказывать что-то старику. Или кому-то другому.

– Ладно, – хмуро говорю деду. – Разузнаю что к чему, а там видно будет. Свезти её на материк всегда успею.

– Вот и хорошо, – потирает руки Иван Никанорович. – Вот и славно.

Путь домой я выбираю длинный. Где-то на задворках сознания отчётливо понимаю, что выбора у меня, по сути, и нет. В тот момент, когда я принял решение спасти Славу, я в какой-то степени взял ответственность за чужую жизнь и судьбу на себя. Так разве честно бросать на полпути?

Да, пусть он, точнее, она оказалась девушкой, ладной и складной, рождающей неправильные желания в моей голове, но что ж я с самим собой совладать не смогу?

Приняв подобие решения, я выдыхаю спокойнее. А там уже и не до раздумий – мы с Диком входим на свою территорию. Свет в доме горит, и я поджимаю губы. Встреча неминуема, но, главное, помнить обо всех установках и не сорваться к чертям.