После его внезапного исчезновения со званого ужина Вика не звонила. Хотя порывалась много раз. «Ещё чего! – останавливала она себя. – Он меня бросил, а я ему звонить буду?» Дома бросалась к каждому телефонному звонку, а подходя к театру или выходя из него, искала глазами машину или знакомый силуэт. Но нет.

В грядущее воскресенье она не была занята в спектакле – только дневная репетиция. Вечер свободен. В этот воскресный вечер она сидела у Ленки и рассуждала, как ей теперь быть.

– Может, подъехать к театру к окончанию спектакля? Или не надо? Пусть сам теперь подождёт.

– Правильно. Не надо. – Ленка приделывала клёпки к Викиным штанам, делая из них фирму́.

– Но так хочется… – Вика полулежала на матрасе и теребила бахрому покрывала.

– Тогда поезжай.

– А вдруг его не будет?

– Ну домой поедешь. Или ко мне сюда, если матери опять про неночёвку сказала.

– Сказала, ага! Что штаны будем шить всю ночь, чтобы к утру я была уже в обновке. – Она засмеялась, а потом опять сникла: – Но, блин, я из-за него Кирилла бросила, а он так со мной…

– Ну ты же на самом деле не знаешь, почему он ушёл и с кем. Мало ли… – Ленка отложила штаны и взяла сигарету.

– Это да. Но в таком случае, если это что-то прям из ряда вон, мог бы и позвонить. Ну, это, конечно, если бы я ему нравилась.

– Ой, успокойся. Нравишься ты ему. А иначе зачем бы он с тобой встречался? Просто ты-то о нём ничего не знаешь. Совсем.

– Это да. – Вика тоже закурила. – А вдруг он вообще женат?

– Да запросто. Думаешь, такой клёвый чувак, которому к тому же далеко не двадцать лет, не женат? Пф-ф, не смеши меня!

– Я не знаю. Мы никогда не говорили об этом. Ну, в смысле, я не спрашивала. А он, понятное дело, сам-то чего говорить будет.

– И не узнаешь. Так что по фигу. Ты за него замуж, что ли, собралась? Зачем он тебе? Он же старпёр. Так, пофестивалите – и хватит.

– Ну нет, я не хочу с ним расставаться. Мне кажется, я его люблю…

– Ой, прям «люблю». Показал тебе красивую жизнь – и то такую, местного разлива, а ты уже – «люблю». – Ленка пошла на кухню, потом помахала Вике в дверной проём бутылкой: – Будешь?

– Наливай. А давай вместе съездим?

– Ты чего? Чё я там делать буду? Вы потом поедете кататься, а я домой на трамвае попилю? Да ну!

– Не, мы сейчас выпьем – и поедем. Посмотреть только, приехал ли. Подходить не будем. То есть я не пойду. А потом погуляем с тобой, в «Погребок» зарулим, пива попьём. Давай?

– У тебя завтра выходной?

– Ага. Ты же и сама знаешь.

– А вдруг маманя твоя опять припрётся?

– А мы закроемся и не будем открывать. Да и когда мы ещё сами-то домой завалимся! – Настроение Вики заметно улучшалось: приключения манили.

– Ну давай, только если ты точно не пойдёшь к нему, когда увидишь. А так я не поеду.

– Точно-точно, обещаю, мы ж гулять с тобой собрались.

– Ну тогда сейчас сильно не напиваемся, чтобы не нарываться.

Ленка налила в стаканы домашнее шампанское. Девчонки уже знали, как оно бьёт по голове, поэтому решили пока выпить по стаканчику. К тому же пиво ещё будет. Сделали по глотку, и Ленка спросила:

– Ты краситься будешь? С собой ничего не брала? Давай тогда красься, тушь же у меня одна. А я пока штаны доделаю. – Она поставила стакан рядом и застрочила.

Тушь у Ленки была «Ленинградская». Это Вике мама недавно из Москвы привезла «Ланком» в красивом чёрном тюбике с золотой розочкой. Кисточку из него вынимаешь – и сразу красишь; мочить не надо – она влажная. А эту, по сорок копеек, возюкай пластмассовой кисточкой сто лет, пока она нормально красить начнёт. Девчонки предпочитали не водой мочить, а плевать в неё. Почему-то на слюни она лучше «бралась»: сцепление круче. Потом иголкой разъединяешь ресницы, рискуя ткнуть себе в глаз. Долго. Тут главное – не переборщить. Если много навалишь туши, то только коснёшься иголкой, как она может под тяжестью обвалиться. Тогда остаётся лысая ресница, и снова её надо красить. Короче, дело долгое. Но ради красоты чего не сделаешь.