– Явлю вас миру! – Художник развернул картину лицом к Вике и замер в ожидании её реакции.
Вика вздрогнула от неожиданности. Отпрянула. Невольно открывшийся рот прикрыла ладонью. Молча разглядывала себя. Красивая, сильная птица-лебедь. Плывущие руки-крылья, с которых будто стекают капли воды. Ноги, вдруг переставшие быть человеческими. Голова – слегка склонённая, но величественная. Всё тело устремлено ввысь, к небу, в которое хочет взлететь умирающая птица. И глаза! Вика вдруг встретилась с собой взглядом. Как в зеркале. И не могла отвести его.
Сзади уже столпились зрители. Восхищались, восторгались. Пели дифирамбы красоте Виктории и таланту художника. Громко обсуждали достоинства картины, «необыкновенную монументальность образа», «отточенный рисунок, прекрасный мазок». Вика не понимала их, не слушала. Она узнавала себя в этой картине. Точнее, познавала. Во взгляде лебедя не было покорности судьбе. Увидел ли это художник, смотрела ли она так сама, но с холста являлась птица-герой, птица – боец за жизнь. И это было так ново, так необычно.
Кто-то предложил выпить «за шедевр», чтобы судьба его сложилась славно. Народ дружно подался в зал к столу с выстроенной на нём батареей бутылок шампанского. Игорь увлёк Вику за всеми. Раздались хлопки пробок, радостные вскрики от вырвавшейся на свободу пены, смех. Поздравляли Лаврищева. Обсуждали картину.
Вика чувствовала себя странно. Её тянуло в ту комнату: ей хотелось ещё и ещё раз увидеть портрет. Побыть наедине с ним. Наедине с собой. Она взяла бокал и улизнула к картине. Умирающий лебедь – один во всём мире. Но за его спиной виделись Вике прекрасные дали. Виделась не смерть – жизнь.
– «Умирающий лебедь» был поставлен Фокиным для легендарной Анны Павловой. – Вика узнала этот голос: Маргарита Вячеславовна подошла бесшумно. – Через сорок лет после Павловой его исполнила не менее легендарная Майя Плисецкая. И какие же разные у них лебеди, правда? Лебедь Павловой падает на землю несколько раз, бессильно опускается и умирает в полном подчинении судьбе. Лебедь Плисецкой падает только один раз – перед самой смертью. В нём нет жалости к себе, он не жертва – он борется за жизнь. А каков ваш лебедь, моя дорогая?
Вике очень нравилась эта женщина. Но она и побаивалась её. Ей казалось, что Маргарита Вячеславовна всегда подразумевает гораздо больше, чем говорит. Поэтому Вика промолчала: не хотелось ляпнуть какую-нибудь ерунду. А тем, что открывалось ей сейчас при знакомстве с портретом, она пока не была готова делиться: она сама это ещё не до конца понимала. Только знала, что до невозможности хочет иметь эту картину у себя.
Маргарита Вячеславовна улыбнулась и направилась в зал, так что Вике уже неудобно было оставаться и разглядывать себя – она пошла следом.
В зале поискала глазами Игоря, к удивлению своему, не нашла и устремилась к самой многочисленной группе. Она собралась вокруг гостя, которого Вика сегодня видела здесь впервые. Из разговора поняла, что он не так давно приехал из Москвы, а там был на одной из встреч, где выступал священник Александр Мень, а потом ещё на каком-то вечере, где тот отвечал на вопросы. Вика уже слышала имя Александра Меня – и здесь, и, что интересно, от мамы. Она знала, что это известный священник, благодаря которому огромное количество людей пришло к вере – в основном интеллигенция. Поэтому она прислушалась.
– С началом перестройки очень и очень немногие священники могли выйти на общественную проповедь, читать лекции, отвечать на вопросы, – говорил гость. – А Александр Мень смог. А с учётом того, как его гнали и клеймили, взять хоть давнюю статью, вышедшую аж в двух номерах «Труда» подряд, которая чуть не стоила священнику свободы, так он совершает поистине подвиг.