«Даже не спросила, что произошло, из-за чего я напилась. Как будто наплевать… Но нет же. Господи, как же мне в театр не хочется. Видеться со всеми, заниматься на классе, репетировать… Хочу лечь и лежать». Она поплелась в душ – скоро выходить.

В классе Вика с Аллой даже не смотрели друг на друга. Заниматься Вике было тяжело. Репетировать Жизель – ещё тяжелее. Эта титульная партия – очень трудная. В двух актах – две совершенно разные Жизели: в первом она живая, во втором – мёртвая. В первом – неиссякаемый источник радости, счастья, улыбка не сходит с лица, всё ей хорошо: и подружки, и мама, и тем более вспыхнувшая любовь к Альберту. Она упивается жизнью, пьёт её огромными глотками. Во втором – смерть. Она – видение. Но не холодная и равнодушная, как повелительница виллис Мирта. Тут вместилось и горе от предательства Альберта, и прощение любимого. И от этого прощения, и от того, что Жизель противостоит Мирте и виллисам, когда они хотят до смерти затанцевать пришедшего на кладбище Альберта, ещё острее та грань – граница двух миров, на которой находится Жизель. И нужно совместить и показать в одном балете эти два мира – реальный и потусторонний, трагический и лирический; показать, как Жизель из наивной и доверчивой девочки превращается в озарённую неземной мудростью женщину, которая подчиняется чужой воле, прощает предательство любимого и полностью принимает свою судьбу. А между этими двумя мирами – страшный мост: сцена сумасшествия. Вот как её станцевать девятнадцатилетней девочке, у которой и опыта-то жизненного ещё нет?

Тамара Леонидовна много говорила о Жизели с Викой. Она видела, какие прекрасные у неё линии, выразительные руки, красивые стопы – и этим она привлекает с первого взгляда. Но этого, увы, недостаточно для Жизели.

Сейчас они репетировали первый акт, и Тамара Леонидовна всё думала, как же объяснить Вике, что значит «сердце болит», каково это. Вчера она пыталась донести до ученицы мысль про «прихватило сердце» и «боль разрывающую», но по Викиным глазам видела: не понимает. «Ладно, сейчас дойдём до этой сцены и ещё подумаем».

А пока крестьянка Жизель танцует с постучавшим в её хижину графом Альбертом, которым очаровывается всё больше. Их танец – лёгкий и радостный. Жизель не сводит глаз с Альберта, она покорена. Соперник – лесничий Ганс – докучает девушке, но граф прогоняет его. Однако Ганс вернётся, чтобы бросить вызов Альберту, чтобы разоблачить его: «Не верь ему, любимая! Он обманывает тебя». Ганс трубит в охотничий рог. Появляются герцог, невеста графа Батильда, их свита. Альберт застигнут среди виноградарей, да ещё и в крестьянском наряде, в который он переоделся шутки ради. Он вынужден выкручиваться. С лёгкостью повесы на вопрос невесты, во что он одет, сочиняет какую-то историю: «Да это так, ерунда». Склоняется над рукой Батильды. И тут к ним раненой птицей кидается Жизель: для неё всё происходящее непостижимо. Она потрясена коварством возлюбленного. Ошеломлённая таким предательством, Жизель расталкивает их, оттаскивает друг от друга. Каждое её движение – вскрик, вопль, боль. Альберт перед Батильдой оправдывается, отпирается: мол, это лишь каприз, ничего серьёзного. Невеста одаривает его презрительным взглядом и отворачивается: «Вы подлец и лгун, граф». Мир для Жизели вмиг рушится.

– Девушка в отчаянии. Ничего нельзя поправить. Она теряет рассудок, – Тамара Леонидовна в очередной раз рассказывает Вике. – Её взгляд помутился, как и рассудок. Движения становятся бессвязными, обрывистыми. Она уже с распущенными волосами.

Педагог вытащила шпильки и распустила Викины волосы по её плечам, взяла за руку и подвела к зеркалу: