Вот тогда Анна Васильевна и привела дочку в хореографическую студию при театре оперы и балета. Её посмотрела педагог Тамара Леонидовна: оценила шаг, подъём, выворотность, гибкость. Сказала, что у девочки очень хорошие природные данные, и велела приводить на следующий день на занятие.

– Пока можно в колготках и маечке. Скоро мы будем закупать на всю студию купальники и трико. Свяжите ей белую повязку на голову, чтобы все волосы были убраны в шишку и лоб был открыт. Ещё понадобится широкая белая резинка на талию – ну, это когда будут купальники. Обувь отдадут артисты балета – отработанные пуанты, мы с девочками из них сделаем мягкие, я научу как.

Так Вика Градова начала свой путь в мир балета. И сегодня, спустя тринадцать лет, она танцует Машу в «Щелкунчике» – в одном из самых известных и любимых публикой балетов. Анна Васильевна была счастлива: сбылась её мечта. Сама она впервые увидела балет и сразу влюбилась в него, когда училась в институте. А с детства любила оперу. Арии заучивала по радио – никаких телевизоров и в помине не было. Иногда, когда она пела в избе, окна были открыты. И тогда проходившие мимо односельчане останавливались и слушали, пока Анна не заканчивала свой концерт.

– Ох, какой голос девке Бог дал! Ей бы на артистку выучиться, – говорили они её матери.

Но ни о каком «выучиться на артистку» и речи идти не могло. Сколько Анна помнила себя, столько же и то, как страшно её отец пил и бил мать. Все стены в их доме были испачканы кровью. Они с младшей сестрой, братом и матерью всё время куда-то убегали и прятались от него. Сначала Анна жалела мать и ненавидела отца. Потом жалость сменилась презрением: она не понимала, как можно жить с человеком, бьющим тебя смертным боем, и не уходить от него – даже не пытаться. Она сама бы уже давно убежала, улетела, испарилась из этого ада, но по малолетству деваться ей было некуда. Разве что добраться до одного из трёх домов в деревне, где их ещё принимали. И то – когда отец добегал до убежища почти вслед за ними, а ворота сотрясались под его кулачищами, она боялась, что скоро им и тут откажут. Анна уехала из ненавистного родительского дома, как только окончила школу. В чужой город, где ей нужно было выживать, где она смогла устроиться только на тяжеленную работу в цехе на прессах. Какой уж тут театр, какая артистка?..

Всё это вспоминала Анна Васильевна новогодней ночью, сидя на диване с программкой «Щелкунчика» в руке, где верхней строчкой значилось: «Действующие лица и исполнители: Маша – Виктория Градова» – и «птичка» карандашом напротив имени её дочери.

Телефонный звонок резко выдернул из грёз. Она вздрогнула и взглянула на часы. Час ночи.

– Анна Васильевна? Это Кирилл. С Новым годом!

– Спасибо, Кирилл. И тебя с Новым годом! Вы уже едете? Я ставлю курицу разогреваться?

– Нет. Мы с Викой задерживаемся в театре. Празднуем с труппой. Неудобно как-то от коллектива отрываться… Да и добираться не на чем – такси сейчас не поймать.

– А почему Вика сама не позвонила?

– М-м… Ну чего ей по холоду к автомату бегать? Из театра-то не позвонить. Там, кроме нас, нет никого, на вахту ж не пойдём. Так что вы не переживайте, ложитесь спать. Приедем утром. Может, ближе к обеду.

– С Викой всё в порядке? – Анна Васильевна почувствовала тревогу.

– Да, всё отлично, не переживайте. Ещё раз с Новым годом, с новым счастьем!

Раздались короткие гудки. Анна Васильевна медлила класть трубку на рычаг. Радость и счастье куда-то улетучивались.

Антон уже успокоился и даже внутренне согласился с пребыванием в этом центре. И если поначалу ему хотелось бунтовать, то постепенно приходило смирение. Здесь ему объяснили, что это такое. Взять хоть его опоздание на собрание группы анонимных алкоголиков: тут же за ним последовало наказание – мыть полы в коридоре.