– Она здесь, – сказал он. – Вылезай!

Кто-то взвыл, и на фоне портьеры медленно вырос здоровенный детина в мятом поло, мятых хлопковых штанах, с торчащими золотыми волосами. Уши алели. Он был выше брата, так же прекрасно сложен, его такие же точёные мраморные руки мелко тряслись, закрывая лицо, и слёзы сочились сквозь пальцы, опутанные золотой паутиной.

Душераздирающее зрелище было.

– Знакомьтесь, госпожа Ригель, это – Фридрих Леген.

Фридрих замолк.

– Ри… гель? – он осторожно выглянул.

Синие глаза, прекрасные.

– Не бойтесь, Фридрих у нас как плюшевый лев – и такой же бесполезный, – заявил господин Леген.

Клара ещё не знала, как бессердечен он будет с ней.

– Здравствуйте, господин Леген, – она подошла к Фридриху, протягивая руку, – я ваша новая компаньонка, Клара Ригель. Рада познакомиться. Мы подружимся и будем здорово проводить вместе время.

Фридрих вытер руку об рубашку и чуть-чуть пожал её пальцы.

Т-т-т-т-т…

Клара, сидевшая на заправленной кровати и пожимавшая сама себе руки, как очнулась и оглянулась на дверь. Стук? Не может быть, чтобы уже половина седьмого. Неужели… Да, всё так. Она встала и подошла к двери в спальню Фридриха, приоткрыла.

– Доброе утро, господин Леген. Я вас разбудила?

Фридрих сунул нос в щель.

– Нет-нет. Я давно не сплю, и услышал, что вы встали. Я решил спросить… Клара, вы собираетесь рассчитаться?

– Почему вы спрашиваете?

– Я бы не хотел, чтобы вы ушли… Нам так хорошо вместе, да?

– Да… хорошо…

– Вы не будете рассчитываться?

– Не собираюсь.

– О, замечательно! Извините, что побеспокоил… Скоро увидимся, – и он со смущённой улыбкой, порозовев, закрыл дверь.

Он не умеет лгать, дубина.

Она собирается рассчитываться? Нет… Ещё нет.

В загнутом дугой коридоре, сложенном из громадных блоков тёмного со светлыми прожилками камня, полоса ночного неба была уже, чем палец Вивиан – какова же высота этих стен? Она опустила руку и провела по блоку. Вся поверхность словно изгрызена мышами и осыпается – но только для глаз. Ладонь не чувствовала неровностей, ноги – Вивиан посмотрела на свои полосатые носки – не утопали в песке.

Должно быть очень темно. Почему она так хорошо видит?

Песок приподнялся у стены – где просыпалось – и дыра черкнула блестящими чёрными штрихами.

Вивиан обмерла.

В следующий миг она напомнила себе, что это сон.

Не надо бояться. Нечего.

Она осознавала себя во снах, и это помогало ей ориентироваться в жизни. Вивиан словно переводила взгляд от движущейся картины к её отражению в кривом зеркале, и наблюдала порой откровение. Она никому об этом не говорила – её бы не поняли, и предпочитала казаться другим странной и терять друзей. Ей не привыкать, да и друзья – одно название. Друзья не должны решать, с кем ей встречаться и как жить. Когда Молли устроила скандал из-за Хейза, Вивиан сняла отдельную квартиру.

И перестала брать трубку.

Было нехорошо. Но как бы она объяснила Молли, что приятель мистера Уорингтона Эдвард Хейз – человек, с которым нельзя связываться, потому что он приснился ей со змеиным языком?

Для Молли это был красавчик, который стал каждое утро обеспечивать сногсшибательный букет бордовых роз под дверью их квартиры. Хитрый Хейз ничего не предлагал – и повода в чём-то отказать ему не было; он присылал подарки и билеты в двух экземплярах – было не отвертеться, когда Молли мгновенно потрошила коробки и конверты. Вивиан в последний раз поддалась ей, согласившись пойти по приглашениям Хейза на закрытую вечеринку Уорингтонов в честь Дня независимости.

Тот вечер разделился на «до» и «после».

«До» она с тарелочкой фруктов в шоколаде нашла укромное место за деревом в кадке и краснела за Молли Арад, видя, что та уже хватила лишнего. «После» Вивиан подбирала под себя ноги на софе в залитой лунным светом комнате, обставленной книжными шкафами.