– Ага, попробуй, как же! Мухоморами с ног до головы порастешь, – раздался ехидный голосок.

Никто, кроме меня его не слышал. Он прозвучал только у меня в голове.

Но и голосом Валенсии не был.

Тоже женский, но посторонний.

– Ты кто? – так же мысленно спросила я.

– Обреченная на мучительную смерть, – тяжело вздохнула обладательница голоса. – Нет, самой смерти я не боюсь, встречу ее достойно. Мне терпеть пытки не хочется. Нот тогда, может, я сумею переродиться в теле с более счастливой судьбой. Во всем надо искать свои плюсы. Не так ли, попаданка?

Я заозиралась по сторонам, и тут взгляд упал на кошку в клетке.

Она сидела неподвижно, уставившись на меня. Коренастая, с круглой мордочкой, приплюснутым носом и очень красивым окрасом.

Ну просто вылитая кошечка из рекламы «Вискис»!

Набивная, как у плюшевой игрушки, шерсть серебристого цвета была вся в больших и четких угольных разводах, по узору напоминающих развернутые крылья бабочки.

На светлой шерстке, прямо меж глаз, красовалась четкая буква «М». Яркие голубые глаза кошки были словно подведены.

У моей бывшей начальницы в типографии была такая же кошечка, фотками которой она заваливала рабочие чаты. От Степаниды Рэмовны я знала название породы – британка, и окрас называется мраморный табби.

– Даже имя мое знаешь? – прозвучало в голове. – Что ж, потом помолишься упокой моей души богам кисё.

– Табби? Тебя зовут Табби? Почему я могу тебя слышать?

– Табита, – поправила кошечка. – Возможно, потому что я – такая же попаданка в этот мир, как и ты в это тело. Только я попала немного раньше.

– Почему ты сказала, что обречена на смерть?

– Потому что Клоповская никакая не целительница, а старая ведьма, – с ненавистью ответила Табита. – Отлавливает бездомных животных и ставит эксперименты. Тестирует на них свои мерзкие крема. Из ее пещеры еще никто не возвращался живым! Вот и я в ее ловушку попалась. Главное, она меня какой-то гадостью обрызгала – я даже пошевелиться не могу. А то б все глаза ей выцарапала! Кстати, их у нее на самом деле шесть – еще два на спине и два на животе, фыр. У-у-у, ведьма!

Не успела кошечка договорить, как я громко перебила старушонку, уже пятнадцать минут вещающую о своем диво-средстве.

– Скажите, милейшая, это животное ваше?

– Да! – нагло соврала Клоповская. – Мой любимый котик по кличке Бантик. Ути-пути, мой халёсинький, сейчас бабуля тут закончит и пойдем домой. Я дам тебе сосисочку и свежего молочка.

– Бантик? – прошипела Табита у меня в голове. – Я этой карге устрою бантик! Петлю на шее бантиком завяжу!

Та-а-ак… Надо срочно спасать бедную кису!

– Вы лжете, – исподлобья глядя на старуху, сказала я. – Эта кошка вам не принадлежит. Иначе бы вы знали, что она – девочка. Вы ее украли, да к тому же еще отравили какой-то дрянью!

– У кого же это я ее украла? – прищурилась старая ведьма.

– У меня. Это моя кошка. Иди ко мне, Табита.

Я бесцеремонно распахнула клетку и вытащила дрожащее животное. Кошечка прижалась ко мне, не желая сходить с рук.

– Караул! – завизжала Клоповская. – Грабят! Имущества лишают! Ну, ты за это ответишь, девка!

– Проваливайте отсюда! И кстати, про ваш чудодейственный крэм мы обязательно напишем, – усмехнулась я, поглаживая кошку. – И про то, что от него страшная интоксикация! И про то, как вы его на беззащитных животных тестите!

Заслышав это, ведьма разоралась еще сильнее, швырнула в меня баночкой своего крема и была такова.

– Как, интересуюсь я, напишем мы, коли писать-то некому? – спросил Анастезий. – Журналистов нету у нас, монна Валенсия.

– Наймем, – отмахнулась я. – Сейчас главное – чтоб у сидхе Мелфаса претензий к нашей типографии не было. Разложи большой костер. Кстати, бочку надо будет отвезти на помойку. И хорошенько тут все проветрить. А то запах стоит хуже, чем в крематории. И вообще…