– Да мы это… как всегда… – почесал в затылке мастер станка.

– Что как всегда? – рявкнула я. – Всегда на обложках голых верховных демонов из Темной Триады печатаете, что ли?

– Хм… А ведь, и правда, на сидхе Айзера Мелфаса похож, – почесал в затылке Анастезий. – Да мы и не приглядывались, ну мужик и мужик…

Я повторно закатила глаза. Похоже, на момент печати, ребятушки были в таком веселом состоянии, что и маму родную не узнали, не то, что верховного демона.

С пристрастием принялась выяснять, откуда взялось изображение «ну мужика и мужика». И вообще все, что они печатают в сортирном еженедельнике.

Оказалось, что все подряд. В прямом смысле.

Не мудрствуя лукаво, Родригес просто брал из других книжек, журналов и газет все, что ему приглянется. И пускал это в печать. Благо, с материалом проблем не было – Лечослав раз в неделю делал рейд по местным помойкам, собирая выброшенную макулатуру, из которой уже Родригес выбирал нужные перлы.

То есть об авторском праве и эксклюзивном контенте ребята вообще не слышали.

От шастанья по помойкам вообще была двойная польза – из собранного бумажного мусора варили самую дешевую и вонючую бумагу.

Именно она сейчас весело кипела в котле.

– Где газеты, из которых ты составил последний номер? – обратилась я к Родригесу.

– В той куче гляньте, монна, – кивнул наборщик на груду бумажного мусора с меня ростом.

Так лениво и пренебрежительно, что меня аж злость взяла. Я подскочила к башне из грязных газет и журналов, и что есть силы толкнула ее прямо на этих р-работничков.

Мужчины возмущенно завопили, но из груды мусора выпало то, что мне было нужно.

Журнал с изображением полуобнаженного мужчины, прикрывающего свое достоинство красной шелковой простыней. Вот только он был и наполовину не так красив, как Айзер Мелфас.

Совершенно другое лицо.

Каким-то роковым образом на обложке Валенсии объединилось тело постороннего мужчины и лицо демона Темной Триады.

Похоже, кто-то в этом мире уже активно юзает программу Фотошоп!

Но, как я не пытала работников типографии, они клятвенно заверяли, что про такую магию отродясь не слыхали. И вообще, в день печати еженедельника ребята активно отмечали именины Африкана.

– Какого еще Африкана?

– Так вот он, – осчастливил Анастезий и тыкнул пальцем в бородатого бомжа, который на протяжении всего разговора сидел, задумчиво подперев рукой щечку.

– Какую должность в типографии занимает? – вцепилась я. – Какое жалование?

– Так, Африкан – он того, друг наш ситный, – пояснил Анастезий. – Вот такой человек! Золотое сердце, добрая душа. Вот и курочек своих сюда заселил, яичками нас подкармливает…

В подтверждение слов мастера станка бомж икнул и завалился набок.

– Чтобы через пять минут ни Африканца, ни его курочек в моей типографии не было! – рявкнула я.

– Нехорошо человека выгонять, – вмешался разнорабочий Криз. – Ему идти некуда, а по ночам на улицах неспокойно – сами знаете. Вы ж добрая монна.

Он явно бросал мне вызов.

– Это не мои проблемы. Если тебя так заботит судьба этого гражданина – возьми его к себе домой, – отчеканила.

Парень поднялся, выражая явный протест.

– Зря вы решили вмешаться в наши дела, монна. Как говорится, если что хорошо работает – то лучше не ломай…

– Уволен!

– Что?

– Уволен, – спокойно повторила я. – Чтобы в течении десяти минут тебя, твоего друга Африканца и его куриц здесь не было! А то я их на птицеферму сдам. Они же на моей территории, значит, принадлежат мне.

И, даже не интересуясь реакцией Криза, повернулась к мигом присмиревшим Родригесу и Лечославу.

– А к вам у меня важнейшее задание.

Едва выслушав то, что я сказала, парни запротестовали.